Сказки темного леса

— Ложный насквозь твой свет, — возразил ему Крейзи, — потому что ты мужиков в жопу ебешь! Я тебе натурально говорю, крестов твоих мы знать не знаем, делать нам больше не хуй, как их вокруг тебя в землю закапывать! А касаемо обрядов наших — не твоего ума дело, что и как мы устраиваем! Если боишься колдовства — носи амулет! — закончил Крейзи свою речь. — Пошли отсюда, Петрович! (Петрович — это, стало быть, я.)

Мы поднялись и пошли к себе, а Маккавити встал и крикнул нам вдогонку:

— И повежливей надо себя вести, когда к вам людей за расспросами посылают!

— Про что это он? — спросил я у Крейзи, но он только плечами пожал.

Когда мы пришли на стоянку, то первым делом увидели Барина. Он сидел у костра с недовольным лицом и пил водку. Заметив нас, он оживился и вышел навстречу:

— Хотите знать, что тут без вас творилось?

— Ясное дело, — кивнул Крейзи. — Валяй, рассказывай. Мы уселись у огня, и Барин начал объяснять:

— Сижу я на стоянке, пью водку — и тут выходит их лесу какое-то хуйло. Здесь, спрашивает, стоянка Грибных Эльфов? Ну, я ему отвечаю: «Мне почем знать?», да только он настойчивый оказался. Знаю, говорит, что здесь! Меня, говорит, Маккавити послал, разузнать, к каким силам вы апеллировали, когда вчера хотели его молниями убить?

— Вот кого Маккавити имел в виду, — толкнул я Крейзи локтем. — Когда толковал про обиженного ученика!

Надо здесь пояснить, что Кузьмич разговоров о колдовстве на дух не переносил. Все рассуждения про мистику, даже самые осторожные, Барин сразу же посылал на хуй. Ни во что подобное он не верил, придерживаясь в жизни сугубо материалистических убеждений. Ему было похуй не то что на мистику, а и на самого Сатану — в его мире совершенно ненужного. Так вышло потому, что без бога Сатана — не пришей к пизде рукав, а в бога Кузьмич не верил.

— Вот я его и спрашиваю, — продолжал Барин, — ты что, совсем охуел? Ты ебнутый? А он давай сердиться и указывает мне — надо дельно отвечать: какие применяли пентакли, какие слова говорили? Как сумели заклясть молнию? Я от этого сам чуть не охуел! Иди, говорю ему, отсюда добром, ебанат несчастный! В дурдом тебе надо! Там тебя всему научат — и словам, и пентаклям, и как молнию заклинать! Пошел-ка ты на хуй!

Могила для Щорса

«Имели Щорса с колыбели

Среди тугих подушек.

И прутья жесткие скрипели

И не было игрушек»

Веселые четверостишья

В августе этого года под Питером появился новый игровой полигон — возле станции «Шапки». Это холмистая местность вокруг небольшого озера, открытый и светлый сосновый бор. Первой нашей игрой здесь были «РХИ-96» производства Джулиана, Щорса и Ингвара. Со всеми ними на этой игре так или иначе получились смешные истории.

Мы приехали в Шапки шумной толпой и поселились на сконструированной неизвестно кем делони.[91] Это помост на высоте примерно четырех метров, окруженный хлипкими перилами, с отверстием посередине шириной примерно метр на метр. Мы занавесили перила одеялами, отверстие посередине заложили щитом и взялись за обустройство эльфийского быта — принялись пить водку и курить коноплю. Делонь наша располагалась у озера, почти в самом центре полигона, от неё до «мастерской стоянки» было рукой подать.

В этом году в природе произошла редкая аномалия — еще не перевалило за пятнадцатое августа, а на полях уже вовсю поперли грибы. Крейзи вместе с Иришкиной соседкой по даче, Ленкой Глазовой, собрал в районе Грузино не меньше полутора тысяч штук. Так что нам не приходилось скучать, сидя у себя на делони. Кое-кто в тот раз даже переусердствовал с грибами.

Строри и Барин сьели примерно по сто двадцать штук, запивая все это дело красным вином. Против обыкновения, затеяли они это дело субботним днем — светило яркое солнце, а кругом нашей делони суетился со своими заботами разномастный народ. Все бы ничего, но тут Строри и Барин неожиданно перекинулись.

Всего минуту назад они еще сидели на делони, весело болтая ногами и посмеиваясь дружеским шуткам. Но в следующий момент темное облако снизошло на их разгоряченные наркотиками умы. Первым накрыло Строри: взяв две бутылки вина и штык-нож, он спустился с делони и в категорической форме позвал за собой Кузьмича. Больше никто из братьев с ними не пошел, но через пару часов я разглядел Барина и Строри с навеса. Они устроились неподалеку, на залитом солнцем бугорке. Тогда я взял у Крейзи несколько папирос с планом и отправился к ним. Перед братьями стояла початая бутылка вина, но на их лицах я не увидел радости, не заметил привычного оживления. Вглядевшись получше, я не поверил собственным глазам — такие мрачные были у них рожи. На лбу у Строри выступили капельки пота, голубые глаза подернулись мутной поволокой. Но говорил он быстро и жестко, как человек, только что принявший ответственное решение.

— Убьем Щорса сегодня вечером. Сначала убьем, а потом похороним по-человечески…