Особенной разницы, впрочем, между ними нет. И те, и другие занимаются тем же, чем занимались — охотой, сбором клюквы и ловлей рыбы сетями. Что и неудивительно: больше в Ручьях заниматься нечем. И если Гоголево и Сосново больше напоминают о временах совхозов и коллективизации, то Ручьи все еще не вышли из «временного пояса» гражданской войны. Обычаи там царят до того жуткие, что удивлялся даже привыкший ко всякому Браво. Указанные обстоятельства неплохо иллюстрирует история молодого участкового, на прошлой неделе прибывшего в Ручьи посмотреть «на свою новую вотчину».
— Он в среду приехал, — объяснял нам Браво, — вместе с местными инспекторами. Молоденький еще мент, скромный да вежливый. Мы как раз пить усаживались, когда к нам в дом местные потянулись — Старый, Карцев, да еще братья Чакушкины. Это, значит, самые конкретные местные пацаны. Тут Браво подумал немного и поправился:
— Не совсем, чтобы местные — Цевлянские они. Чакушкины, например, самогонный бизнес держат. Без пизды, их самогон самый лучший в округе. Карцева вы уже видели — у него кулак, что моя голова, мужик здоровья редкого. А заправляет там Старый — ему уже за тридцак, он вроде как мент бывший. Прочие-то будут заметно его помоложе. Браво притормозил на секундочку, опрокинул стопку самогона и продолжал:
— Так вот, приезжает к нам участковый, а они собрались вокруг него, словно стервятники — и все об одном. Помнишь, говорят, до тебя тут был мент? Эх, так жаль мужика — в сетях запутался, утонул. А какой работник был! Помнишь его? Так они его и донимали, они, да еще рыбак местный, дядя Коля. Тот больше всех разорялся, что и неудивительно: бывший участковый у него две лимонки отнял, когда дядя Коля их вместо гирек на ходики приспособил. Не дам, говорит, сволочи, гранатами рыбу глушить! А потом утонул, в сетях запутался, до того жаль мужика! Участковый сначала все это как шутку воспринимал, а потом смекнул, в чем дело. Посидел, водки выпил, а с утра только его и видели. Не понравилась ему новая вотчина.
— В Ручьях основное время, — толковал нам Браво, — проходит за игрою в «козла». Мы поначалу здорово местным просирали, но потом сработались, «мигалки» выучили и теперь ни хуя им спуску не даем. Строри при сдаче ловко жулить приноровился, так что зауважали нас, теперь каждый вечер ходят играть. А вот работы почти никакой: за все время только и захватили, что болотоход да двенадцать мешков клюквы.
— Да ну? — враз встрепенулись мы. — Расскажи!
— Не кипишитесь, — степенно ответил Браво, неторопливо намазывая бутерброд. — Дело было так…
Оказалось, что Ручьи богаты не только на браконьеров, но и на изобретателей. Так, в этой скромной деревеньке прописан человек, которому принадлежит государственный патент Российской Федерации на особый тип четырехколесного болотохода. Это устройство на легкой дюралюминиевой раме, оснащенное вместительной корзиной и мощным мотоциклетным мотором. Оно способно передвигаться даже по непроходимым топям, опираясь на неимоверно перекачанные камеры от ЗИЛа, туго обмотанные прочной транспортерной лентой. Эти «подушки» не дают болотоходу проваливаться и имеют такую плавучесть, что устройство можно спокойно транспортировать даже по открытой воде.
Добро бы только изобретать, так хозяин болотохода принялся вовсю на нем браконьерничать. Его машина способна ехать по топям на скорости около тридцати километров в час, так что за полдня коварный изобретатель способен пересечь чуть ли не все болото, совершая браконьерства не только в Псковской, но (буде он того захочет) и в Новгородской области, в районе заповедника «Рдейский».
По счастью, груженый болотоход оставляет за собой приметный след из примятого мха и травы, по которому его и выследили наши товарищи. Честь обнаружения болотохода принадлежит инспектору Строри, вставшему на след этого устройства во время своего одинокого путешествия в окрестности затерянной в болотах нежилой деревеньки под названием «Ратча».
Ходу до туда несколько часов, причем большую часть пути нужно идти по проложенным в болоте гатям. Гнилые бревна давно скрылись под водой, которая доходит кое-где до колена, а местами так и до пояса. По сторонам раскинулась бескрайняя голая топь, лишь у самой Ратчи местность повышается, и становятся видны одинокие деревья и обветшалые деревянные строения. В этот раз в самой Ратче Строри побывать не удалось. Напрасны были его надежды передохнуть в расположенной там охотничьей сторожке, погреться у печки и испить горячего чайку. Когда он подошел к избушке метров на сто, потемневшие от времени ставни приоткрылись, из окна высунулось ружье и прогремел выстрел.
Стреляли явно не в него (иначе подпустили бы ближе и не промахнулись), а ради предупреждения. Дескать, дом занят, и тебе, инспекторская рожа, тут делать нечего! Нечего так нечего — Строри, плюнув в сердцах, развернулся и поплелся назад.
Так бы это путешествие и пропало впустую, если бы Строри не заметил неподалеку от «тропы» характерный вдавленный след. Про болотоход тогда уже все знали, так что долго раздумывать Строри не стал.