Сказки темного леса

Пришлось нам пойти на компромисс: собрать для кондуктора небольшую мзду, за которую он пустил нашу банду (в составе двадцати двух человек) временно ехать в углу вагона и в двух тамбурах. Открыв двери нараспашку, мы с братьями наблюдали, как проносятся мимо заболоченные леса, изредка сменяющиеся унылой панорамой полуразрушенных кирпичных домов и покосившихся от времени сараев. Встречный ветер нес запах болот, к которому иногда добавлялся стойкий привкус солярочной гари — когда ветер менялся и на нас падал шлейф дыма от тянущего “подкидыш” локомотива.

Стремительно вечерело, так что когда мы прибыли в Сущево, небо уже успело сменить свой цвет: из ослепительно-синего стало сначала бледно-розовым, а затем лиловым. Августовские сумерки недолги, так что когда припозднившийся автобус принял нас на борт и направился в Цевло, вокруг уже царила глухая ночь.

Прилипнув к стеклам, мы силились хоть что-нибудь разглядеть в окружающей тьме, но напрасно. Лишь мелькнули вдали огни железнодорожного переезда, да пару раз полыхнули над пустынной трассой фары встречных машин. И больше ничего: над болотами лежал покров темноты, скрывая от нас таинственный город Цевло и его обитателей.

Первый фонарь, который мы увидели на выходе из автобуса, горел над парадной блочной пятиэтажки — дома, где расположен офис дирекции заповедника. Эта квартира находится в угловой парадной на первом этаже и состоит из двух комнат (побольше и поменьше), причем значимую часть большей комнаты занимает принадлежащий директору заповедника огромный Т-образный стол. Возле него стоит металлический сейф и старенький диван, а больше в комнате ничего особенного нет.

Встретил нас один из государственных инспекторов по фамилии Капралов — дюжий дядька самого свирепого вида. Он объяснил нам, что Остроумова на месте нет, так что придется нам пока что обойтись без него. Капралов предложил нам устраиваться на ночлег в помещение дирекции, предупредив, что назавтра нам предстоит прослушать инструктаж, разделиться на группы и отбыть в подготовленные для нас “базовые лагеря”. Но на вопрос, что же это за лагеря, Капралов отвечать отказался.

— Утро вечера мудренее, — сказал он, как отрезал. — Завтра все узнаете! А пока что доброй ночи, пойду я. Отдыхайте.

Основная часть нашего инспекторского коллектива расположилась в большой комнате на диване и на полу, а маленькую комнату занял под свои нужды Крейзи. С ним вместе поселились Наташа и Максим (героиновые барыги с Сенной, отправившиеся с нами в надежде на лоне природы избавиться от поразившей их опиатной зависимости и за это спонсировавшие нашу экспедицию кислотою и коноплей), а также неведомо как вписавшиеся в этот блудняк юноша и девушка, дальние знакомые нашего Крейзи.

В нашей компании они производили до крайности неуместное впечатление — слишком цивилизованные, чересчур культурные, с ног до головы изнеженные горожане. Кроме них в той же комнате поселилась Кристина — молодая и довольно-таки страшная девка, обитавшая в дворах неподалеку от Крейзи и сумевшая каким-то образом прибиться к нашему коллективу. Устроившись в своем логове, Крейзи развел в ложке кислоту и принялся выкликать товарищей к себе. Так что когда я решил выйти из офиса на улицу, в моей крови, словно весенний снег, таяли крохотные белесые кристаллы. Зажимая локтевой сгиб левой рукой, я вывалился из подъезда под качающийся свет электрического фонаря и принялся озираться по сторонам. И то, что я увидел, мне здорово не понравилось.

Половина окон в нашей пятиэтажке оказалась выбита, кое-где проемы заделали фанерой, да и то не везде. Свету почти нигде не было, большинство квартир выглядели нежилыми. Соседний дом по той же улице стоял совсем темный, а дальше мгла размывала все очертания — покосившейся трансформаторной будки, ржавых цистерн и приземистых бетонных гаражей. Сумрачное небо тяжело нависало над этой мрачной перспективой, далекий собачий вой сверлил уши, словно тупой бурав. Было во всем этом что-то от маленьких городков, где традиционно происходит действие романов Стивена Кинга — атмосфера упадка и запустения, привкус ржавчины в воздухе и дурманящий голову запах сфагновых болот.

Нечто впереди привлекло мое внимание, и я прошел несколько десятков шагов, чтобы получше это рассмотреть. По мере того, как я удалялся от подъезда, моему взору открывалась картина бетонированной детской площадки и старых качелей, грубо сваренных из двухдюймовых металлических труб. Их П-образная конструкция сиротливо торчала из растрескавшегося бетона, кое-что в ней манило меня, цепко удерживая взгляд.

Подвижная часть качелей была набрана из железной трубы потоньше (диаметром сантиметра три), но покачаться на ней больше не представлялось возможным. Какая-то немыслимая сила в два с половиной оборота намотала сварные качели на одну из опорных стоек, зверски искорежив и погнув крепкие стальные трубы. Некоторое время я стоял, размышляя, каким образом это удалось сделать, а потом отправился назад, накрепко запечатлев в памяти это первое и одно из самых сильных впечатлений о Цевле.