Сказки темного леса

В итоге финнам в аренде отказали, леса Карельского перешейка были (хотя бы на время) спасены, а мы вернули природе долг за те две фуры елок, которые вырубили в прошлом году в районе поселка Каменка. Этим мы как бы “подвели итоги”, после чего собрали собственное заседание и принялись рассуждать: что достигнуто, чего мы лишились и каким образом наша организация станет действовать дальше?

Как мы уже говорили, инспирированные общественную инспекцию на корню[241]. Но мы не собирались сдаваться: кроме Гущином депутатские запросы уничтожили оперативной природоохраны” у нас были в запасе и другие методы. Поэтому мы повесили камуфляжные ватники в шкаф и решили попробовать свои силы на новом поприще.

Им оказалась общественно-политическая арена: наша организация приобрела достаточную известность, чтобы во весь голос заявить о себе. Справедливости ради заметим, что до своей статьи про экстремистов А. Щербаков сработал про нас еще одну, несколько более “лояльную” публикацию. Она была озаглавлена “Особенности национальной охоты на браконьеров” и примечательна картинкой на обложке напечатавшей её газеты “Стрела” (№ 51-1):

В статье шла речь о работе одного из наших штабов (Московский вокзал) и о суровых буднях общественного лесного инспектора. Понятное дело, Щербаков и тут не преминул сгустить краски (“ с оптовыми нарушителями «эльфы» разговаривают с суровостью сталинских троек…”), но в целом статья производила вполне благоприятное впечатление.

Другой материал выпустил в свет журналист “Вечернего Петербурга” А. Дмитриев, под броской шапкой “Молодые Грибные Эльфы”(№ 2 2000). Это было развернутое интервью, которое дал “Вечернему Петербургу” Крейзи, выступивший перед читателями в качестве “лидера молодежного экологического движения «Грибные Эльфы»”.

Начал Крейзи неплохо, рассуждая “о росте числа молодых людей с активной жизненной позицией, охране заповедников и важности рекультивации можжевельника”, но затем его интервью стало приобретать все более тревожную окраску. Это произошло, когда Крейзи повел речь о политических взглядах:

“Мы принимаем помощь людей независимо от их политических убеждений, нам достаточно их желания помочь делу сохранения природы. Я считаю положительным фактом, что с нами сотрудничают политические радикалы: люди часто через какие-то радикальные убеждения приходят к пониманию подлинных истин, которые оказываются потерянными в современном цивилизованном обществе…”

Затем политика утомила нашего команданте, и он заговорил о проблемах наркоманов и о необходимости легализации марихуаны. Некоторое время он рассуждал на эту тему, а потом перекинулся на глобальные вопросы.

“Древние языческие заповеди учили, что природа — это храм, и что нужно жить в гармонии с ней. Со временем человек решил, что может спокойно эксплуатировать природу, как ему хочется. Плоды такого отношения мы сейчас пожинаем в виде загубленных рек, озер и лесов”, — заявил Крейзи совершенно охуевшему от таких речей журналисту. А потом подумал еще немного и закончил интервью вот какими словами: “Нас всех ждет неминуемая смерть в техногенном аду!”

Впрочем, это интервью — ничто по сравнению с тем, которое втрескавшийся кислотой Крейзи дал однажды питерскому телевиденью. Это произошло во время масштабного митинга, устроенного молодежным общественно-политическим движением “Единый Антинаркотический Фронт”, в которое “Грибные Эльфы” входили в качестве одного из учредителей.

В тот раз мы подъехали к зданию Законодательного Собрания на микроавтобусе “Ford Transit”, на боках и капоте которого красовались полуметровые эмблемы с символом нашей организации — кругом, в который вписаны три псилоцибиновые поганки. Вся площадь была заполнена людьми: здесь собралось человек четыреста, причем половина собравшихся была представлена бойцами ОПОРГ товарища Гребнева.

— Наркотикам — нет! — хрипло кричал в мегафон один из устроителей митинга. — Наркоторговцам…

— СМЕРТЬ! — разрывами фугасов отзывались Гребневские бойцы, в едином порыве скандируя свой партийный лозунг: — ДА, СМЕРТЬ!

Любопытная картина, должно быть, открывалась в тот день из ЗАКСовских окон. “Зазывалу” и его лозунги про наркотики было практически не слышно, так что единственный клич — который вихрем метался над площадью, бился о стекла и заставлял глухо вибрировать толстые каменные стены — был партийный клич соратников Гребнева.