Сказки темного леса

— Вы предъяву нам сделали: на хуй с полигона! — сделав над собой усилие, начал я. — Так иди и передай Ленскому наши условия, раз этот ссыкливый пидор предпочитает прятаться под юбкой у жены! Что ты там бубнишь — он сидит с дочкой?! Тогда передай сиделке наше слово: мы приехали играть, и пусть он даже не думает сворачивать мероприятие. Если он это сделает, нынешняя ночь покажется вам адом! Игра должна продолжаться! Иди!

И Дан ушел, премного довольный тем, что дешево отделался. Его прихвостни потянулись за ним, а мы отправились к себе на стоянку пить коньячный спирт и “снимать возникшее напряжение”. Драки не вышло, но никто из нас об этом особенно не жалел: моральная победа, как говорится, тоже идет в зачет.

Мы расположились кружочком возле костра, усиленно налегая на спиртное и не ведая, что на игровом полигоне в это время творятся жуткие вещи. Сами мы узнали о них намного позже, из рассказов очевидцев и сообщений в ФИДО, с помощью которых попробуем реконструировать для вас эти далекие события. Мы начнем с сообщения Кантора, который довольно внятно изложил произошедшее — только, разумеется, со своей колокольни:

“…в среду они объявились на полигоне. Их приезду предшествовал рассказ о том, что в Чехове встречена команда из Лодейного Поля, которая едет на Видесс гномами. К сожалению, завернуть их по ложному маршруту опоздали, да и как грибные они опознаны не были…”

Далее Кантор в двух словах пересказывает случай с Прудковским, а затем пишет вот что:

“…они получили загруз на хаморских наемников (изящный штрих — в процессе беседы они поинтересовались "А не приехали ли гнусные вонючки грибные эльфы?"). К вечеру стало понятно, что это именно грибные. По полигону пошёл первый легкий стрём. Альдор (Баан Ономагул, кто понимает) забил на всё и переставил палатку на мастерятник…”

Затем Кантор живописует, как мы ночью посещали Гарсарву, добавляя в конце:

“… к сожалению, спать грибные не пошли, а отправились к Лустбергу устраивать пожизненную[257] разборку. Стрем по полигону пошел уже весьма серьезный…”

Как видите, Кантор несколько раз упоминает в своем сообщении о царящей на полигоне атмосфере неуверенности и страха. Он даже рисует некую прогрессию — легкий стрем, серьезный стрем, а затем уже и паника:

“…следующие серьезные проблемы начались после парада. Сначала (хотя об этом я лично узнал сильно позже) грибные бросили дерьмом в лицо Лустбергу. Пока я сидел в Видессе и успокаивал народ, было, собственно, начато совещание в мастерятнике. По его итогам было принято наше великое ошибочное решение собирать толпу и выдворять грибных. Паника, однако, при этом была серьезнейшая…”

Проще говоря — пока мы пили, немалое количество игроков расползлось по своим стоянкам и предались там самой настоящей истерике. Как нам доложили, на мастерской выступил с речью Дан, толковавший примерно о следующем:

— Теперь грибные так просто не успокоятся, — трясясь всем телом, рассказывал он. — Сейчас они пошли пить, а когда нажрутся — примутся жечь палатки и избивать игроков. Девушек будут насиловать, а нас самих — резать! Клянусь, я их видел — они ни перед чем не остановятся!

Я уверен, что даже если бы мы обезглавили Дана и бросили его вонючую тушу посреди мастерятника — это не вызвало бы и половины того ужаса, что породила его сбивчивая, тревожная речь. Многие (а особенно те, кто сам ничего не видел) начали перешептываться между собой, и вскоре послышались первые взволнованные голоса:

— В Питере такое уже было! — толковали они. — На Артуре-6, на Ведьмаке, на РХИ и на Тамриеле… Помяните наше слово, ночью наверняка будет погром! И без жертв на этот раз точно не обойдется! Нельзя было их трогать, а теперь все! Пиздец всем, кто останется ночью на полигоне!