Сказки темного леса

Для осуществления оперативной природоохраны означенных сил было явно недостаточно. Увидев, что “Гринхипп” не справляется со взятыми на себя обязательствами, Лустберг решил рекрутировать для проведения нынешней кампании новые кадры.

Суть работы оказалась несложной. Прикрываясь выданной ксивой, следует доебывать тех пассажиров, у которых будет замечена с собой ель. Кроме ели, у человека должен быть с собой соответствующий документ — купон из лесничества. Если он есть — хуй с ним, а если нет — человека хватают, тащат его в пикет и составляют на него протокол в трех экземплярах. Работают по двум схемам: пикетирование перронов и “челноки” (это когда шмонают по электричкам). Нас, по первости, поставили в пикетирование.

С кампании того года мне запомнилось два изумительных случая. Мы тусовались на платформе — подальше от пикета, от людей “Гринхипп” и от Дымки, которая то и дело закатывала многочасовые истерики. Её разум, искалеченный метамфетамином, не мог выдержать полноценного общения. Стоило взорвать рядом с ней хотя бы небольшую петарду — и Дымка в корчах рушилась на пол, катаясь из угла в угол и истерически скуля. За этим интересно наблюдать только первые двадцать — двадцать пять раз, но на двадцать шестой это начинает потихонечку надоедать.

Как-то раз я стоял на платформе в легком подпитии, кутаясь в выданный мне ватник. Тут я увидел взрослого мужика, с трудом тащившего здоровенную ель, накрепко принайтованную к железным саням.

— Уважаемый! — обратился к нему я, доставая из кармана ватника ксиву. — Предъяви документы на ель!

— Пойдем со мной, — огрызнулся мужик. — Отойдем чуть-чуть, и я тут же их тебе покажу! С этими словами он спрыгнул с платформы и споро зашагал через занесенную снегом пустошь. Она тянется от перрона километра на три — в темную даль, к едва различимой черте гаражей. Я пожал плечами и пошёл следом за ним. Отойдя метров на сто, мужик развернулся и с угрозой в голосе произнес:

— Ты чё, не понял? Вали отсюда!

— А то что? — заинтересовался я.

— Лучше меня не зли! — предупредил мужик. — Иди-ка на хуй подобру-поздорову!

— Есть у тебя ксива на ель? — снова спросил я. — Или нет?

— А если нет? — ощетинился мужик. — Что ты мне сделаешь?

— Изыму у тебя ель вместе с тарой, — ответил я. — В данном случае — вместе с санями.

— А это видел? — взбеленился мужик, срывая с руки варежку и показывая мне дулю. — Объебешься! Он был пониже, зато заметно здоровее меня, в кожаном зипуне и шапке-ушанке. Мерзлая борода грозно топорщилась — мужик наступал на меня, сжав кулаки. Вряд ли бы я один с ним сладил. Но я был не один.

— Как знаешь, — тихонько ответил я.

Из рукава ватника мне в руку юркнул обрезок железной трубы. Я ударил им мужика вприсядку, целясь по колену. А когда мужик упал, обхватив ногу руками и матерясь — зацепил его сани и побрел с ними обратно в сторону перрона.

— Без протокола! — крикнул я на прощание. — На первый раз.

Второй случай произошёл с братом Гоблином. Он изловил какого-то очкарика в пальтишке и кепочке, с характерным продолговатым свертком.

— Что у вас там? — спросил Гоблин.

— Китайская роза, — нервно ответил очкарик. — Очень редкий цветок.

— А ну, разверни! — попросил его Гоблин.

— Нельзя! — ответил очкарик, подаваясь всем телом назад. — Она холода боится!

— Что ты мозг мне ебешь! — возмутился Гоблин, хватаясь руками за сверток. — А ну, отдай!

— Не отдам! — взвыл очкарик. — Моё!

Но он не с тем связался. Затащив очкарика в пикет, Гоблин уселся за стол, перерезал веревки и открыл сверток. Там пряталась свежесрубленная молоденькая ель.

— На-ка, понюхай! — предложил Гоблин, тыкая елью очкарику под нос. — Зацени, как пахнут розы в Китае!

1996. В сумерках: пограничный эффект

Чудовище на чердаке

“Тот, кто внимает сказкам, становится подобен зеркалу, в котором отражается написанное, или огромной пещере, где поселилось гулкое эхо. Сказки только тогда обретают настоящую ценность, когда читатель сопереживает героям, испытывая вместе с ними противоречивые, сильные чувства”.

К.М. Войнутич. “Сказки в национальной культуре”

Зимой мы поехали ко мне на дачу, чтобы отметить Крейзин день рождения. В однокомнатный бревенчатый дом набилось целая куча народу. Электричества не было, так что мы трапезничали при свечах: cьели по шестьдесят грибов, выпили водки и горячего вина. Постепенно стены дома стали сжиматься и разжиматься в такт сердцебиению, вокруг свечей появился переливчатый ореол, а все товарищи перекинулись.