Сказки тени (СИ)

— Да, папа так кричал, что сложно было не услышать. Ну ты и дурак. — Сестра легко пнула Кана в бок. — Слушай, а дождика не будет?

— Птицы высоко летают.

— Жалко. Я-то уйду. Да ладно тебе! Кан… Ты должен быть хитрее, правда. Отец седым станет с тобой.

— И что ты предлагаешь?

— Мозгами пораскинуть, — хихикнула сестра. — Не надо плодить эти сказки — тебе либо не поверят, либо сожгут.

— Но работает же!

— А ты не думал, какой ценой? — Сюин царапнула ноготком пыль на земле. — Ты не думал, почему все этого боятся? Почему отец нас учит? Мы же не шэнми.

— Потому что даже в наших руках это оружие.

— Печати? Дурак! Вот точно дурак. Это не оружие, это защита. Ты вообще его слушал? — Сестра выпрямилась, отряхнула тунику, запрокинула голову, и, явно пародируя отца, язвительно продолжила: — Бездна, маленькие оболтусы, в каком-то смысле материальна. Она — такой же мир, как наш, лишь скрыта по ту сторону. Проклятые — люди, отмеченные Бездной, но не каждый проклятый — шэнми, и не каждому хватит силы им стать. Если не защитить себя от её влияния, она сведёт тебя с ума, вырвет душу и заберёт жизненные силы. Именно для этого и созданы печати. Печати позволяют прикасаться к Тени, не обжигаясь, подчинять демонов своей воле, не рискуя быть поглощённым заживо, потерять себя и…

— И что?! Это я и без тебя знаю!

— А ты не думал, что здесь что-то не так?

— В смысле?

— Ну… — Сюин легла прямо на пыль перед Каном и подтолкнула его туфелькой. — Дедушка был шэнми. Ты помнишь, как он закончил?

— Нет.

— Ты знаешь хотя бы одного шэнми в истории, кто хорошо закончил?

— Сюин…

— Мне кажется, если что-то может давать силы, то может и забирать. Иначе зачем защищать себя? Вся папина магия — это… это воровство. А ворам всегда отрубают руки.

— Ты про…

— Чудовище. — Сюин сняла туфельку и стала вертеть её в руках. — Мне кажется, что твоё чудовище — не совсем твоё. Оно папино. Но идёт за тобой. И ты его дразнишь, Кан, заигрываясь с печатями и той стороной.

— С чего ты взяла?!

— А ты сам подумай. Отец — великий шэнми. Ты слышал, как он воевал? О его демонах? Как думаешь, сколько надо за это заплатить и чем?

— Самым дорогим?

— Детьми. — Сестра вдруг посмотрела на него очень внимательно. — Ты — его первенец, Кан, наследник. Я не думаю, что папа любит маму. Самое дорогое, что у него есть — это мы.

— Ты… тоже?

— Да. Вижу. Мне не по себе. — Сюин прикусила губу. — Я должна что-то придумать. А ты… Больше не делай так. Ладно?

— Ладно.

— Хорошо…

Они молчали, глядя на окно.

— С ним же ничего не случится плохого?

— Не случится. И с нами. Всё будет хорошо, Сюин.

Его сестра была права, что-то было… Что-то было не так с этой историей и его кошмаром, но никто не мог объяснить, что именно. Кан решил не применять больше отцовскую науку. Отстояв своё наказание, он ушёл в библиотеку, стиснув зубы в полной решительности разобраться с Баем по-своему.

Глава 3. Тао

Империя Хань, в которой родился Цинь Кан, не хранила воспоминаний о том, кто жил на их землях тысячи лет назад. История превратилась в легенды, легенды — в мифы, из мифов по разрозненным царствам разлетелись религии. В Империи люди веровали в Небо, что дарит их правителям благословение, и говорили о Бездне как о зле, что порождает демонов, — ужасном мире, которому отдана душа каждого шэнми, и души эти не упокоятся, пока их не очистит праведный костёр. История знала лишь одно исключение из правил, и этим исключением был Цинь Амань — первый и последний шэнми, которого удостоил доверия сам Император. Но никто, включая правящую семью, не помнил и не мог найти упоминаний о том, чем же на самом деле были Небо и Бездна до того, как люди стали полноправными хозяевами этих мест.

Задолго до появления Цинь Кана другой мальчик бежал по этой земле, сбиваясь с ног. Сандалии слетели с него, правое крыло безвольно волочилось по пыльной дороге, а взгляд затуманили слёзы. Ему было страшно и больно, он не мог ни убежать, ни позвать на помощь. Запнувшись о камень, мальчик кубарем покатился вперёд и из последних сил попытался подняться, но страх парализовал его, сковывая каждое движение. Мальчик слышал вой и победный, довольный рык, скрадывающий нечеловеческий хохот. Дрожащие пальцы лишь успели вцепиться в землю, прежде чем его схватили за шиворот и подняли в воздух.

— Гляди-ка, поймали птичку! Тебя, кажется, Тао зовут, а? Ну, чего замолчал?

Мальчик вырастет, станет мужчиной, но всё равно будет просыпаться от кошмаров, где в первый раз видит этого рыжего — довольного, высокого, клацающего у него перед носом острыми зубами. И искры, разлетающиеся из-под его пальцев... Вокруг него горела земля. Да что там земля — казалось, это пламя сожжёт весь мир! Когтистая лапа похлопала мальчика по щеке, а рыжий оглянулся на кого-то за спиной.

— Убьём?

— Нет, много чести. Дай сюда.

Его перебросили, как мешок с рисом, но, увидев второго, Тао не выдержал и завопил, задёргался, пытаясь вырваться из хватки.

Будто все чувства разом подменили.

Будто множество голосов выли жуткую хулу в унисон.