Сказки тени (СИ)

Отец замер, удивлённо взглянув на сына. Помнит? Он-то надеялся, что Кан и Сюин забудут ритуал или посчитают его дурным сном. Память резко выбросила на волю воспоминания о безжизненном детском теле, из которого он самолично вынул душу, а затем…

— Защитил. От всего, что ты видел на берегу. Тебя это не коснётся, как и всё, чем я занимаюсь. — Амань помедлил и поправил повязку с лекарством на голове Кана. — Если кто-то и убьёт тебя, то только я — и то за твою беспросветную глупость. Иди уже, переоденься, если не собираешься в таком виде завоёвывать свою первую столицу.

— Я уже завоевателем стал?

— Малолетним. Не переживай, это твоя первая и последняя столица. Император предложил прекрасное место службы.

— Я не хочу в гарни…

— О, не переживай, тебе понравится. И никакой спокойной охраны с высоким довольствием и карьерным ростом, — всё как ты любишь. Ты хорошо помнишь карты границ Линьцана?

Он всё исправит. Амань не спал эти два дня и теперь надеялся, что сможет умереть на пару часов, а потом он разберётся — с сыном, с Ваном и с Канрё. Впервые в жизни мысли о Севере и верховном жреце Линьцана успокаивали его — там будет как минимум безопасно.

Глава 9. Дэмин

Лоян, столица Империи Хань, состоял не только из Запретного города и кварталов, в которых жили знать и ремесленники. Между внутренними и внешними стенами столицы расположился район бедняков, грязное и тёмное место, где крошечные лачуги жались друг к другу глиняными боками, а точное число их обитателей было известно лишь Небу. Здесь правила нужда: за крышу над головой приходилось драться, не хватало ни тепла, ни еды, ни даже света. Цена человеческой жизни могла равняться чаше риса, да и то, если повезёт. Цинь Кан совершенно не знал, каково это — спать на улице, воровать, чтобы не умереть с голоду, и не иметь за спиной ни дома, ни имени, ни последнего цюаня*.

Зато знал Цинь Дэмин.

Никто не мог сказать, сколько лет этому мальчику и где его нагуляла безумная мать. Дэмин рос, как дикий зверёныш, в том клоповнике, что по местным меркам всё ещё можно было считать домом. С самого детства он слушал бесконечные истории о придворном шэнми, который, по заверению матери, был его отцом, но выдумывала мать почти так же много, как и пила: не проходило и дня, чтобы она не сжимала чарку с дешёвым пойлом трясущимися руками. Чем старше Дэмин становился, тем больше сомневался в каждом сказанном слове, но никогда не спорил: мать была выше и сильнее, а значит, она и права.

Но рассказывала она самозабвенно: про далёкие острова, где правит великий царь и почитают культ Шэньхуо, про то, как Цинь Амань прибыл туда и увёз её, а потом… Потом, если мальчик был слишком легкомыслен и успевал скрыться, матушка переходила к побоям, повторяя, что он — демоново отродье, которому место на костре. Как Дэмин выжил, не знал даже он сам, но прятаться и молчать, чтобы не привлекать к себе внимание, он научился раньше, чем ходить. И всё же его наследство состояло из фамилии, которая не стоила в этом месте ничего.

В тот день, когда войско возвращалось в столицу, Дэмин и знать не хотел, даровало ли Небо победу над Канрё или нет. Его жизнь была далека от проблем государства, их перебивала стойкая нужда найти себе еду любыми способами. Тяжёлая работа в подпольных мастерских чередовалась с попытками хоть что-то украсть. За каждую чашу риса нужно было платить, а за возможность заработать — делиться. Дэмин не верил никому и почти не говорил: не потому, что не умел, а потому, что взвешивал каждое слово. И если Кан, который понятия не имел о его существовании, рос и становился сильнее, то Дэмин, хоть и был ненамного младше, но выглядел, как ребёнок, — без солнца и мяса он мог если не умереть, то точно не вырасти.

А ещё у Дэмина был секрет, о котором он никогда не собирался рассказывать…

***

Впрочем, было бы ложью утверждать, что Кан ни о чём не знал. Несколько лет назад, когда они с сестрой играли в прятки, одна сумасшедшая добралась до чёрного хода в их поместье и начала кричать. Она звала Аманя, сотрясая воздух такими отборными ругательствами, что дети не смогли пройти мимо и спрятались за углом кухни, запоминая каждое слово. А запоминать было что: она кричала, будто их отец породил и бросил своего сына, бросил слова на ветер, бросил, в конце концов, и её. «Чудовище, монстр, ты оставил меня наедине с этим проклятым ублюдком! Видит Небо, культ Шэньхуо должен был сжечь тебя на Островах, ты околдовал меня, демон! А потом убил, убил их всех, ты всегда убиваешь с улыбкой на звериной морде!» — кричала умалишённая, а дети забрались на ограду, чтобы увидеть, кто же это такой интересный на улице.

— Ей язык вырвут, — тихо шепнула Сюин, протянув Кану руку, чтобы тот поднял её на черепицу.

— Всенепременно. А у нас разве есть брат?

«Жалкий трус, выйди и признай свои преступления!»

— Не удивлюсь. Отца часто не бывает дома.

— Он маме из-ме-ня-ет?

«Расскажи своей жёнушке, что ты творишь, когда тебя нет дома! Императору расскажи!»

— Ой, дурачок. Маму выдали за папу, потому что она сама проклятая. Думаешь, это по любви?