Вы спросите, конечно, кто они? Зачем бегут? Кого боятся? Трусы они, вот кто. Нечего бояться сушёной карабумбы. У неё даже ног нет: всё равно не догонит. Только ласты, и то — сухие. А зовут этих трусливых — анасы, банасы, какаки всякие. Вот как их теперь зовут: после такого позорного бегства. Прежние имена их забыты напрочь.
Карабумба так расхохоталась, когда увидела их беготню: даже зубы выпали. Долго собирать пришлось. И песенку хорошенькую вслед им пропела:
«Жил полковник, славный располковник,
Песню пел про дальние края:
«Эх, мачача, ты моя мачача,
Добрая, хорошая моя!»
Попрятались какабасы в кустиках, хвостиками не машут, боятся: сдаться хотят сушёной карабумбе. Бессовестные, так ведь и говорят: «Давайте, сдадимся карабумбе проклятой!» Почему же она проклятая? Она — сушёная и всё. И никаких.
Обиделась карабумба. Улетела. Ходит–то она плохо. А летает на ластах хорошо, как на лыжах. Если надо. Только не всем об этом рассказывает, а то испугаются и близко не подпустят.
Обрадовались какабасы, что сдаваться не надо и, вообще, оказывается, всё понарошку. Стали опять храбрыми. Поют, танцуют, маракасами балуются. Далеко слыхать. Услышала сушёная карабумба, как маракасы трясутся, вернуться решила.
Вернулась и как давай плясать, наяривать со всеми вместе. Весёлая, оказывается, хоть и сухая. Это уж кому каким нравится быть. Главное, чтобы весело было.
Да! А какабасы больше не какабасы. К ним теперь опять свои имена вернулись. Какие? Разные. Хорошие. Весёлые. Некогда вспоминать, пойдём–ка, лучше попляшем.
КАША-МАЛАША
Жила–была каша-Малаша. Обидчивая такая: У-ууууууу, не подходи! Бывало, позовут её другие кашки во двор в крестики–бублики поиграть или в прянички потолкаться:
— Эй, Малашка! Айда, к нам!
А она тут же обидится и отвечает:
— Для кого Малашка, а кому и Маланья Ивановна, вот!
Точно, как сейчас: надуется, отойдёт от окна и ходит, слоняется по комнатам. Прошёл часок–другой. Остыла Малаша, унялась и думает:
— Зря я так, наверное. Подружек обидела. А одной скучновато. Выйду–ка я во двор, маслицем их угощу, задобрю, в салочки–догонялочки будем играть.
И пошла. А возле подъезда её уже подружки поджидают. Увидели кашу-Малашу, сразу обрадовались, побить решили задаваку, поучить её уму–разуму. Их как раз трое было: Пшёнка, Манка и Размазня — Овсянка.
Каша — Малаша умная. Тут же всё сообразила. Спрятала маслице подальше, рукава засучила:
— А ну, кโ䈄㼄 䀄㔄169ая? Подходи на раздачу!
Размазня сразу обмякла и в сторонку отошла. Пшёнка аж пожелтела вся на нервной почве, но тоже вперёд не больно–то рвётся. А Манке всё равно: она ж на молоке, сахаром не испорченная, вот и полезла в драку, дурочка.
Сцепились Малаша с Манкой, сами — вдрызг, вокруг всё замарали. Вдруг маслице у Малаши из кармана выпало и — прямо под ноги Манке!
Чует Манка, как маслом пропитывается, и тут же добреть начала. Раздобрела. Улыбается. Про драку напрочь забыла. Руки к Малаше протягивает, говорит:
— Дай, обнять тебя, подруга моя сердечная!
Каша — Малаша сперва обомлела, а потом согласилась:
— Вот и хорошо. Давай, лучше играть во что–нибудь.
— Давай.
— А во что?
— А свадьбу сыграем.
— По–настоящему?
— Конечно. Я ведь совсем не каша Манная, а каш Манный. Ты мне давно нравишься, потому я и норовлю тебя каждый раз украдкой ущипнуть, потому и за косички дёргаю. Это я так внимание на себя обращаю, а сам смущаюсь.
Ну, раз такое дело, то каша-Малаша перечить не стала. И Пшёнку, и Овсянку — Размазню пригласили на Маланьину свадьбу. Напекли, наварили всего — за год не съесть. Все каши окрестные ту свадьбу праздновали, из леса даже каша из топора пришла. Все довольны остались, кроме сапог–ворчунов. Ну, тем никогда не угодишь. Вечно они каши просят не вовремя.
А Малаша с той поры ни на кого не обижается. Что бы ни случилось — всегда спокойна, всем улыбчива.
ПРОДОЛЬНО-ПОПЕРЕЧНАЯ СКАЗКА
Жила–была Продоля поперечная. Грустная такая жила, не было у неё Поперечи продольной. И решила она тогда пойти на восход солнца, Поперечу искать. Идёт Продоля, идёт, а солнце навстречу встаёт и встаёт. Встаёт и не садится больше туда, где встало. Непременно в другое место переходит.
Повернула Продолюшка туда же. Идёт, идёт, а солнце садится да садится и не встаёт больше там. Вот опять, смотрите: тут село, а встаёт совсем не тут, а вон аж где!
Задумалась Продоля, подошла к речке, всё ей рассказала, попросила помочь Поперечу свою найти. Унесла вода все продолькины мечты. Выбежала речка к большому синему морю. Вздохнуло море туманом. Поднялся туман в небо, стал мягким добрым облаком. Поплыло облако обратно к Продоле.
А та стоит, дожидается, знает, что вода не обманет. Увидело облако Продолю поперечную и зарыдало от жалости. Народилась от облака настоящая лужица. Продоля ногой попробовала: мокро. Наклонилась посмотреть в неё: а там — Попереча продольная! На неё смотрит, удивляется, радуется!
Расплакались они обе от радости, слились в одно и понеслись ручейком к речке!
ЖИЛ-БЫЛ ЕДА