Сказки В. Гауфа

Меня словно громом ошеломило. Выходит, что я совсем не то сделал, что надо было, и сам свое счастье прозевал! Но я недолго думал, схватил деньги и побежал за юношей. «Вот ваши деньги, возьмите их, оставьте мне плащ, я не могу отдать его». Сначала тот принял все за шутку, но, потом, когда я стал настаивать, он рассердился, выругал меня и ударил. Во время свалки мне удалось сорвать с него плащ и я хотел уже бежать с ним, когда тот позвал на помощь полицию и потащил меня к суду. Судья был крайне удивлен жалобою и присудил плащ моему сопернику. Я стал предлагать юноше двадцать, пятьдесят, восемь-десять, наконец, сто Цехинов сверх двухсот, только бы он отдал плащ. Где бессильны оказались мои просьбы, там подействовало золото. Он взял мои цехины, а я с торжеством унес плащ и поневоле прослыл сумасшедшим в глазах у всех. Но мнение людей было мне довольно безразлично; я знал, что не прогадаю.

С нетерпением дождался я ночи. К указанному времени, с плащом под рукою, я был на Ponte Vecchio. С последним ударом колокола появилась знакомая фигура. То был несомненно мой незнакомец. «У тебя плащ?» — спросил он. «У меня, господин, но он мне стоит чистых сто червонцев». — «Знаю», — сказал тот. — «Взгляни, вот тебе четыреста». Он подошел со мною к широким перилам моста и стал отсчитывать червонцы. Их было ровно четыреста; они так чудно блестели при лунном свете; блеск их веселил мое сердце. Ну, мог ли я подозревать, что это последняя радость в моей жизни! Я сунул деньги в карман и хотел поближе разглядеть щедрого незнакомца, но у него была маска на лице и из-под нее гневно сверкали темные глаза. «Благодарю вас за щедрость, — сказал я, — чем могу быть полезен? Только заранее оговариваюсь, что на нечестное не пойду». — «Напрасная забота», — отвечал он, набрасывая плащ; — «мне нужна помощь врача, но не для живого, а для мертвого».

— «Это как?» — воскликнул я, пораженный. «Я приехал сюда издалека с сестрою», — начал он и при этом подал мне знак следовать за ним, — «и поселился у одного друга нашего дома. Сестра моя внезапно скончалась вчера и родственники завтра собираются ее хоронить. Но в нашей семье издревле существует обычай хоронить всех своих членов в фамильном склепе; кто даже в чужих странах умер, все лежат там набальзамированные. На этот раз мне придется уступить родственникам тело, но голову я желал бы отвезти отцу, чтоб он хоть еще раз взглянул на нее».

Странный обычай отрезать головы дорогим покойникам показался мне прямо отвратительным, Но я не посмел это высказать, чтоб не обидеть незнакомца! Я ответил, что умею обращаться с бальзамированием и готов идти к покойнице. Только отчего все это так таинственно и непременно среди ночи? На это он отвечал, что родные ни за что добровольно не дадут ему выполнить такого намерения; а раз голова будет отнята, им останется только покориться совершившемуся факту. Конечно, он мог бы сам доставить мне голову, но вполне естественное чувство мешало ему самому ее отделить.

Тем временем мы подошли к большому, роскошному дому. Спутник мой остановился у маленькой дверцы, минуя главные ворота дома. Мы вошли, незнакомец заботливо притворил за собою дверь и мы в полнейшей темноте стали подниматься по винтовой лестнице. Она выходила в слабо освещенный коридор; оттуда мы прошли в комнату, освещенную прикрепленною к потолку лампою.

В комнате этой стояла нарядная кровать. На ней лежал труп. Незнакомец отвернулся, как бы желая скрыть слезы. Он указал мне на кровать, просил поскорее справиться с делом и вышел из комнаты.