Сказки в суфийском обучении

Это значит, что мы должны не просто познакомиться с определенными историями; мы должны изучать их или даже просто осваиваться с ними в определенном порядке. Эта мысль встречает противодействие у образованных людей, привыкших к самостоятельному чтению, и пришедших к выводу, что чем больше читаешь, тем, вероятнее всего, будешь больше знать. Но подобный количественный подход нелеп, когда имеешь дело со специальным материалом. Если бы вы отправились в библиотеку Британского Музея, решив перечитать все книги в целях самообразования, вы бы далеко не ушли. Только невежда, в буквальном смысле этого слова, не понимает, что во всем необходима соответствующая специализация. Хорошей иллюстрацией может служить швейцар в клубе, однажды, со всей серьезностью, сказавший мне: «Сэр, вы образованный человек, объясните же мне, за счет чего меняются цифры на табло футбольного тотализатора».

Именно для того, чтобы реализовать некую возможность правильного изучения, я то и дело подстегиваю людей фразами, вроде: «Давайте слезем с деревьев и начнем строить».

Итак, все, что мы сказали, сводится не более чем к следующему:

1. В некоторых материалах содержится особое, действенное и чрезвычайно важное учение. В данном случае, таким материалом служат истории.

2. Нам необходимо допустить такую возможность, прежде чем можно будет приступить к изучению этого знания.

3. Приняв, пусть всего лишь в качестве рабочей гипотезы, вышеизложенные утверждения, мы должны найти эффективный способ организации обучения. В случае обучающих историй эффективный способ означает выбор правильных историй, правильным образом, в правильных обстоятельствах.

Несоблюдение этих принципов лишит нас возможности действовать на необходимом нам высшем уровне. Если, например, мы просто выучим много историй, мы можем стать рассказчиками или потребителями. Если мы удовлетворимся наставлениями морального или социального характера, которые извлечем из истории, то будем просто дублировать деятельность людей, занятых в этой сфере. Если начнем сравнивать истории, пытаясь понять, где их высший уровень, мы его не найдем, потому что не будем знать, если только нам не укажут, какие из историй нужно сравнивать между собой, при каких условиях, что искать, можем ли мы воспринять скрытое содержание, в каком порядке подходить к предмету.

Итак, обучающая история наряду с другими функциями остается инструментом. Только специалист знает как применять инструмент или производить с его помощью нечто стоящее.

Выслушав и приняв данные положения, люди всегда начинают проявлять нетерпение. Они хотят тут же приступить к делу. Но не зная, что «все требует минимального времени», или, по меньшей мере, не руководствуясь этим фактом, они лишают себя возможности реального прогресса.

Приведя в систему вышеизложенные факты, мы должны тщательно разработать программу обучения, которая даст нам возможность извлечь пользу из поразительного по своему охвату материала. Если вы приступите к изучению того, что считаете обучающими историями без должной разборчивости, результат, скорее всего, будет незначительным. Почему так?

Не только потому, что вы не знаете условий, в которых должно происходить изучение, но и потому, что сами условия требуют такой сосредоточенности, которая, на первый взгляд, не имеет никакого отношения к знакомству с литературной формой.

Значит, нам нужно поработать над своим сознанием, чтобы не только представить ему эти истории, но и дать возможность извлечь из них пользу. Эта «работа» над сознанием может протекать правильно только в живой ситуации, когда соответствующих людей определенным образом группируют и они стремятся в своих взаимоотношениях достичь некоего контакта весьма специфического свойства. Вот в чем смысл собраний, на которых люди присутствуют физически.

Если прочесть два предыдущих абзаца торопливо или предвзято, что нередко свойственно интеллектуалам, но не мыслителям, то в них можно усмотреть претензии на исключительность, которых, в действительности, там нет.

Это уже само по себе представляет собой довольно интересный и ободряющий симптом нынешней фазы интеллектуального фольклора. Почему так? Да потому что, если мы явно видим какую-то тенденциозность, проявляющуюся в физике, схоластике или метафизике, то мы на пути к ее преодолению. В чем выражается тенденциозность в нашем случае?

В том, что люди требуют обосновать некоторые заявления именно в тех терминах, в которых они были сформулированы. Скажем, акцент, сделанный мною на роли собраний, где люди сгруппированы определенным образом, можно легко (и некорректно) счесть заявлением о том, что тип обучения, на который я ссылаюсь, не может осуществляться никак иначе. В абзаце же просто указана одна конкретная форма, в которой может реализоваться так называемая «жизненная ситуация». Собрание множества людей в одной комнате – лишь форма подобной ситуации, хоть в какой-то степени знакомая среднему читателю подобной литературы.