Сказки века джаза (сборник)

– Вот! – крикнул он. – Они хотели, чтобы немцы выиграли войну!

Под напором сзади внутрь с лестницы втиснулась новая порция негодующих, и неожиданно вся комната оказалась забита людьми, теснившими бледную троицу к дальней стене помещения. Эдит видела, что высокий солдат с безвольным подбородком был все еще в первых рядах. Темноволосый коротышка исчез.

Она потихоньку отступала назад и наконец оказалась рядом с открытым окном, из которого повеяло свежим и прохладным ночным воздухом.

Затем в комнате воцарился хаос. Она поняла, что солдаты хлынули вперед, мельком увидела, как толстяк замахнулся стулом над головой – и тут же погас свет, и она ощущала лишь толчки разгоряченных под грубым сукном тел, уши заложило от крика, топота ног и сдавленного дыхания.

Рядом с ней, откуда ни возьмись, вдруг возникла фигура, затем пошатнулась, получила толчок в бок и тут же беспомощно исчезла в открытом окне, издав испуганный прерывающийся крик, эхо которого угасло в шуме. При слабом свете, струившемся из соседнего здания, Эдит показалось, что это был высокий солдат с безвольным подбородком.

В ней вдруг проснулась ярость. Она, отчаянно толкаясь и ничего не видя, стала пробираться в гущу потасовки. До нее доносились крики, ругань, глухие удары кулаков.

– Генри! – неистово звала она. – Генри!

Спустя несколько минут она вдруг ощутила, что в комнате появились какие-то другие люди. Она услышала голос: низкий, пугающий, властный; она увидела, что в потасовке то тут, то там засверкали желтые лучи фонариков. Крики стали рассеиваться. Шум потасовки сначала усилился, а потом стих.

Вдруг включился свет, и в помещении оказалось полно полицейских, лупивших дубинками направо и налево. Прогремел низкий голос:

– Слушать меня! Слушать меня! Слушать меня!

А затем:

– Всем немедленно прекратить и разойтись! Немедленно!

Помещение опустело, будто из раковины вытащили пробку. Полицейский, сцепившийся в углу с солдатом, отпустил противника и толкнул его в сторону двери. Низкий голос звучал по-прежнему. Эдит заметила, что вещал стоявший у двери капитан полиции с бычьей шеей.

– Слушать внимательно! Что за дела? Одного из ваших же вытолкнули из окна, и он разбился насмерть!

– Генри! – позвала Эдит. – Генри!

Она из всех сил стала колотить по спине стоявшего перед ней человека; протиснулась между двумя другими; кулаками и визгом проложила себе дорогу к сидевшей на полу у стола очень бледной фигуре.

– Генри, – неистово воскликнула она, – что с тобой? Что с тобой? Они тебя ранили?

Его глаза были закрыты. Он застонал и, посмотрев на нее снизу вверх, с отвращением произнес:

– Они сломали мне ногу! Боже, что за кретины!

– Слушать меня! – выкрикивал полицейский капитан. – Слушать меня! Слушать меня!

IX

В восемь утра ресторан «Чайльдс» на Пятьдесят девятой улице едва ли отличается от любого другого ресторана – ну разве что шириной мраморных столиков да степенью блеска противней… За столиками вы увидите толпу бедняков с заспанными глазами, старательно уставившихся на еду прямо пред собой – чтобы не видеть других бедняков. Но ресторан «Чайльдс» на Пятьдесят девятой четырьмя часами ранее совершенно не походит на любой другой ресторан «Чайльдс» – хоть в Портленде, который в штате Орегон, хоть в Портленде, что в штате Мэн. В его тускло освещенных – но при этом идеально чистых! – стенах вы обнаружите гремучую смесь из юных хористок, студентов, дебютанток, повес и проституток – весьма представительную мешанину блестящих типов не только с Бродвея, но даже и с самой Пятой авеню!

Ранним утром второго мая в ресторане было необычно много народу. Над мраморными столешницами склонялись оживленные лица эмансипе, чьи папаши единолично владели целыми поместьями. Девушки с удовольствием и смаком поглощали гречишные оладья и омлеты, и совершенно невозможно было даже представить, чтобы они отважились на такой подвиг в этом же месте, но четырьмя часами позже.

Почти все посетители переместились сюда с бала клуба «Гамма Пси» в «Дельмонико», не считая нескольких юных хористок из ночных клубов, сидевших за боковым столиком и очень жалевших о том, что они поленились как следует снять грим по окончании представления. Из разных углов на эмансипе с утомленным и смущенным любопытством уставились серенькие, как мыши, фигурки, казавшиеся здесь абсолютно лишними. Но эти серенькие фигурки были лишь исключением. Наступило утро, только что закончился первый день мая, и в воздухе все еще витало праздничное настроение.