Сказки века джаза (сборник)

– Я люблю стирать, – тихо промолвила она. – Я всегда сама стирала свои платки. Я стану прачкой и буду вам помогать.

– А в Аиде есть прачки? – наивно спросила Любочка.

– Конечно, – ответил Джон. – Там все, как везде.

– А я подумала… вдруг там так жарко, что никто и одежду не носит?

Джон рассмеялся.

– Попробуй только! – сказал он. – Едва начнешь что-нибудь снимать, так тебя тут же выгонят из города!

– А отец уже там? – спросила она.

Джон изумленно на нее посмотрел.

– Твой отец мертв, – хмуро ответил он. – Как же он может быть в Аиде? Ты что-то спутала: то место, которое ты имела в виду, уже давным-давно упразднили.

Поужинав, они сложили скатерть и расстелили одеяла.

– Какой это был чудесный сон! – вздохнула Любочка, глядя на звезды. – Как странно очутиться здесь и знать, что у тебя нет ничего, кроме единственного платья и жениха без гроша за душой! Под звездами… – повторила она. – Я никогда раньше не видела звезд. Я думала, что это просто чьи-то огромные далекие алмазы. Теперь они меня пугают. Они заставляют меня думать, что все было сном – вся моя юность!

– Это и был сон, – тихо ответил Джон. – Юность ведь всегда сон: что-то вроде временного помешательства…

– Тогда как же это здорово – быть помешанной!

– Так мне говорили, – хмуро сказал Джон. – Ноя уже не знаю… Так или иначе, но давай мы будем друг друга любить – год… или сколько получится… Эта форма божественного опьянения годится для всех. Из всего сущего имеют ценность лишь алмазы – алмазы да еще, может быть, убогий дар разочарования. Ну что ж, последнего у меня теперь в избытке, и я, как и всегда, превращу его в обыкновенное ничто. – Он вздрогнул: – Подними воротник, девочка: ночь холодна, и ты можешь схватить воспаление легких! Великий грех совершил тот, кто первым придумал сознание. Давай-ка отключим его на пару часов.

И, завернувшись в одеяло, он уснул.

Странная история Бенджамина Баттона

В 1860 году правильным считалось появляться на свет в домашней обстановке. Ныне, по предписаниям высоко вознесшихся эскулапов, первые крики младенцев должны раздаваться непременно в анестезированной – и желательно с духом последних веяний! – больничной атмосфере. Так что мистер и миссис Роджер Баттон опередили моду на полвека, когда в один из летних дней 1860 года решили, что их первый ребенок должен появиться на свет в больнице. Мы уже никогда не узнаем, имел ли влияние данный анахронизм на удивительную историю, которую я решил записать.

Я просто расскажу вам, что случилось, а вы уж судите сами.

Семья Роджера Баттона занимала завидное общественное и финансовое положение в довоенном Балтиморе. Они были родней Этой Семье и Той Семье, что – как известно любому южанину – гарантировало им членство в среде многочисленной высшей знати, из которой и состояла основная масса населения Конфедерации. Очаровательный древний обычай обзаведения детьми им довелось испытать на себе впервые, так что мистер Баттон, естественно, нервничал. Он надеялся, что будет мальчик, и тогда его можно будет отправить в Коннектикут, в Йельский университет, ведь в этом заведении сам мистер Баттон на протяжении четырех лет был известен под довольно-таки ожидаемой кличкой Пуговка.

В тот сентябрьский день, когда ожидалось величайшее событие, он вскочил с постели в шесть утра, оделся, поправил и без того безупречный галстук и вышел на балтиморскую улицу, спеша в больницу, чтобы поскорее узнать, не явилась ли из тьмы ночной в лоно его новая жизнь?

Не дойдя сотни ярдов до Мэрилэндского частного госпиталя для леди и джентльменов, он увидел их семейного врача доктора Кини, который как раз спускался по ступеням, потирая руки – как бы умывая их, – как того и требует от доктора неписаная профессиональная этика.

Президент оптовой торговой фирмы «Роджер Баттон и Компания» мистер Роджер Баттон, забыв об условностях, вдруг побежал к доктору Кини, чего никак нельзя было ожидать от джентльмена-южанина тех живописных времен.

– Доктор Кини! – крикнул он. – Эй, доктор Кини!

Доктор услышал его, обернулся и остановился, поджидая. На его медицински-суровом лице по мере приближения мистера Баттона все четче проступало какое-то странное выражение.

– Ну, как? – потребовал ответа мистер Баттон, даже не переведя дыхания. – Что там? Как она? Мальчик? Нет? Что…

– Выражайтесь яснее, – резко оборвал его доктор Кини и посмотрел на него с непонятным раздражением.

– Скажите же, родился ли ребенок? – взмолился мистер Баттон.

Доктор Кини нахмурился:

– Ну, да, можно сказать и так, до некоторой степени… – И снова бросил на мистера Баттона странный взгляд.

– С моей женой все в порядке?

– Да.

– Мальчик или девочка?

– Ну вот что! – воскликнул доктор Кини с неприкрытым раздражением. – Идите и смотрите сами! Воз-му-ти-тель-но! – он выпалил последнее слово по слогам, затем отвернулся, пробормотав: – И как же, позвольте узнать, может такой случай отразиться на моей репутации, а? Еще один такой – и я погиб! Такое кого хочешь уничтожит!

– Да что случилось? – ничего не понимая, спросил мистер Баттон. – Тройня?