Сказки века джаза (сборник)

Одновременно мужчины поднесли бисквиты к губам и откусили по маленькому кусочку. Одновременно они попытались сменить тему разговора. Но Роксана, уже расставшаяся со всеми иллюзиями, поставила сковороду на стол и взяла бисквит. Через секунду с плачевной решительностью прозвучал ее комментарий:

– Полное дерьмо!

– На самом деле…

– Почему же, мне так не каже…

Роксана расплакалась.

– Я бесполезна, – смеялась она сквозь слезы. – Брось меня, Джеффри, я просто паразит, из меня никогда не выйдет хорошей хозяйки…

Джеффри обнял ее:

– Дорогая, я съем все эти бисквиты!

– Но, как бы там ни было, они все равно очень красивые! – оправдывалась Роксана.

– Конечно! Они… они просто-напросто… декоративные! – нашелся Гарри.

Джеффри с воодушевлением ухватился за идею:

– Вот именно! Они просто созданы для украшения; это настоящие шедевры! И мы ими воспользуемся по назначению.

Он убежал на кухню и вернулся, держа в руке молоток и пригоршню гвоздей.

– Клянусь, мы их используем, Роксана! Мы сделаем из них великолепный фриз на стене.

– О, нет! Наш прекрасный дом! – воскликнула Роксана.

– Ничего страшного. Мы же все равно собирались в октябре переклеить здесь обои, неужели ты забыла?

– Ну, тогда…

Бац!

Первый бисквит был прибит к стене; на мгновение он затрепетал на гвозде, как маленькое живое существо.

Бац!..

Когда Роксана вернулась в библиотеку со вторым подносом коктейлей, все двенадцать бисквитов уже выстроились в ряд на стене. Они были похожи на коллекцию доисторических наконечников копий.

– Роксана! – воскликнул Джеффри. – Ты – настоящий художник! Кухарка?! Чепуха! Ты будешь иллюстрировать мои книги!

Во время ужина сумерки нерешительно обратились в закат, а чуть позже за окном наступила звездная ночь, сплошь проникнутая хрупким великолепием белого платья и трепещущим, низким смехом Роксаны. «Она совсем юна, – подумал Гарри. – Не такая брюзга, как Китти».

Он сравнивал их. Китти – нервная, но без всякой чувствительности, норовистая, но без всякого темперамента, женщина, которая может лишь порхать и никогда не взлетит, – и Роксана, которая была свежа, как весенняя ночь, подводившая своим юным смехом итог всему, что бы ни случилось днем.

«Хорошая партия для Джеффри», – подумал он. Почти что дети, они оба были из тех, кто остается ребенком, пока однажды случайно не обнаружит, что он уже седой старик.

Генри думал о них, а между тем ему не давали покоя мысли о Китти. Эти мысли подавляли его. Ему казалось, что она давно уже должна была поправиться, – по крайней мере она могла легко выдержать поездку в Чикаго и могла бы наконец привезти к нему его малыша! Он рассеянно думал об этом, говоря «Спокойной ночи!» своему другу и его жене, стоявшим внизу лестницы.

– Вы первый настоящий гость в нашем доме! – крикнула Роксана. – Пусть вас переполняет гордость!

Когда он скрылся из виду за поворотом лестницы, она повернулась к Джеффри, стоявшему рядом с ней, облокотившись на перила:

– Ты устал, мое солнышко?

Джеффри тер пальцами свой лоб:

– Немножко. А как ты догадалась?

– А как же я могла не догадаться?

– У меня болит голова, – уныло сказал он. – Просто раскалывается. Я выпью аспирин.

Она протянула руку, щелкнула выключателем, и они вместе поднялись по лестнице, а его рука обнимала ее за талию.

II

Неделя пролетела быстро. Они катались на машине по сонным проселочным дорогам или просто праздно проводили время в веселой суете на озере или на лужайке у дома. Вечерами Роксана, сидя за фортепьяно, играла им что-то нежное и певучее, а в темноте с пылающих кончиков их сигар изредка падал белый пепел. Затем пришла телеграмма от Китти, в которой говорилось, что ей захотелось домой и поэтому Гарри надо ехать на Восток, забирать ее. Роксана и Джеффри остались одни, в милом одиночестве, которое, как им казалось, не надоест им никогда.

Уединение вновь увлекло их. Они бродили по окрестностям, и каждый ощущал близкое и сокровенное присутствие другого; они сидели рядом за обедом, на одной и той же половине большого стола, совсем как молодожены, – они были полностью поглощены друг другом и абсолютно счастливы.

Город Марлоу, хотя и был основан относительно давно, только в последние несколько лет приобрел то, что можно было назвать «обществом». Пять или шесть лет назад, встревоженные все увеличивающимся количеством смога в воздухе Чикаго, две или три недавно поженившиеся пары – обитатели «маленьких бунгало» – неожиданно решили переехать в этот маленький заштатный городок; их друзья последовали за ними. Джеффри Картайн и его жена нашли уже вполне сформировавшееся общество, готовое оказать им прекрасный прием; в городе был танцевальный клуб; тут и там зеленели лужайки для гольфа; устраивались вечеринки, на которых гости играли в бридж, вечеринки, на которых играли в покер, вечеринки, на которых пили пиво, и даже вечеринки, на которых не пили вообще ничего.

Именно на покерной вечеринке появились они неделю спустя после отъезда Гарри. Вечеринка проходила за двумя столами; большинство молодых жен курили и выкрикивали свои ставки по-мужски отважно.