Отсюда хорошо было видно вокруг. Продувал ветерок. Поля желтели между лесами, как кусочки печенья. По полям ползали тракторы, выпуская из коротких труб синеватые столбики дыма. Люди заготовляли корма. А зимой они будут использовать эти корма и готовиться к следующей заготовке. И так каждый год. Можно сказать, вечно.
В этом было что-то непреходящее. Это выходило за рамки человеческой жизни. Причем в обе стороны. В самом деле, мы могли решить только локальную задачу. Заготовить корма на зиму. И так во всем. Мы всегда решаем только локальные задачи. Закончить институт. Жениться. Написать диссертацию. Получить квартиру. Еще чего-нибудь получить. А что-то, наоборот, отдать.
Тоже, кстати, задача непростая — что-то отдать, что имеешь. Даже если хочешь. Иногда просто не берут. Но я отвлекся.
Так вот. Никто никогда не решит такой задачи: заготовить корма вообще. Заготовить их раз и навсегда, чтобы больше этим делом не заниматься. И не трепать себе нервы.
Потому что заготовка кормов — это всеобщая и вечная задача. Как рождение детей. Нельзя народить всех детей и больше к этому вопросу не возвращаться. Рано или поздно их потребуется родить еще.
Вот что такое заготовка кормов. Это если в философском плане.
Я философствовал попутно с самой заготовкой. Откуда у меня силы брались, ума не приложу. Неужели Тата на меня действовала? Очень может быть. Я смутно начинал чувствовать, что влюбился. Признаться себе открыто я не мог. Господи, было бы в кого!
Площадка, по которой я ходил, стала совсем узенькой. Я был уже на гребне. Теперь только двухметровый Яша мог достать до меня длинным шестом. Он аккуратно доставлял мне копнушки, которые я столь же аккуратно укладывал себе под ноги. Дело близилось к блистательной победе. У меня внутри уже звенели фанфары.
Прикатил на мотоцикле управляющий. На заднем сиденье он привез Лисоцкого. Они задрали головы и смотрели на меня, как на акробата в цирке. Между прочим, не зря. Свалиться оттуда— пара пустяков. А высота скирды получилась метров шесть. Если снизу считать. А сверху казалось в два раза выше.
— Ай, молодец, сено-солома! — кричал управляющий. — Давно я такой скирды не видал!
— Очень способный товарищ. Мастер на все руки, — сказал Лисоцкий, тепло посмотрев на меня.
Тракторист Миша изготовил из длинных веток перекидки. Они кладутся на гребень, чтобы верхний слой не сдувало. Или для красоты, я не знаю. Я положил перекидки, сбросил вилы вниз и гордо выпрямился на самом верху.
— Все! — закричал я. — Как получилось?
— Памятник! — завопили амбалы. — Ты похож на памятник!
— Мемориальную доску нужно прибить, — сказала Тата.
Лисоцкий с управляющим замерили скирду и тут же составили наряд.
— Хорошо заработали, — сказал управляющий.
— Молодцы! — похвалил Лисоцкий. — Ну, пошли ужинать.
И они направились ужинать.
— Эй! — закричал я. — А меня забыли? Как я отсюда слезу?
— В самом деле, — сказал управляющий. — Не годится так его оставлять.
И они стали меня снимать. Яша протянул вилы. Вероятно, он хотел насадить меня на них, как жука. И таким образом спасти. Я надоумил его подать вилы другим концом. Внизу соорудили копну, чтобы я не очень разбился, когда упаду. Я ухватился за конец шеста и поехал по склону скирды, как на санках. Шест вырвался у меня из рук, я закрыл глаза и грохнулся мимо спасательной копны.
Амбалы несли меня домой на шестах. Как в катафалке. Впереди процессии шла Тата со скорбным лицом. Она пела траурный марш Шопена. У живота она несла подушечку, изготовленную из собственного платка. На подушечке вместо ордена лежал наряд, подписанный управляющим.
— Это Петя, — объясняла Тата встречным людям. — Он только что соорудил себе памятник.
Я не умер. Слухи о моей смерти оказались сильно преувеличенными. Как сказал Марк Твен. Я даже ничего не сломал. Только ушиб локоть. И на следующее утро наша бригада явилась к конторе в полном составе. На дверях конторы висела «молния»: «Привет бригаде П. Верлухина, заготовившей шесть тонн высококачественного сена». Почему они решили, что шесть, а не десять, я не знаю. И насчет высококачественного — это тоже для красного словца. Сено как сено.
Со мною здоровались за руку. Прихромал больной Нилыч и ходил рядом, гордился. Управляющий предложил мне переходить к ним на постоянную работу. Ввиду острой нехватки молодых специалистов.
Мы вышли в поле с маршем. Его опять сочинил Яша. На мотив песни о трех танкистах. У нас был очень бравый вид. Текст там такой: