Сказки Западной Африки. Живой огонь

Оказавшись на свободе, Лев горячо поблагодарил Козу за услугу. Но едва Коза успела сделать несколько шагов прочь, как он уже решил ее съесть — ведь неизвестно, попадется ли ему сегодня какая-нибудь добыча, а он уже так давно голодает, можно и с голоду умереть. Лев набросился на Козу и схватил ее.

Коза была потрясена вероломством Льва.

— Я же спасла тебя, выпустила из клетки, так-то ты меня отблагодарил!— закричала она.

В это время мимо них проходил Человек.

— Что у вас за спор?— спросил он. Коза ему все рассказала.

— Где клетка?— спросил Человек.

— Вон стоит,— показала Коза.

— Давайте вот что сделаем: подойдем к ней и вы мне покажете, как все было, тогда я смогу рассудить, кто из вас прав, а кто виноват,— сказал Человек.

Итак, все трое подошли к клетке.

— Стало быть, это та самая клетка и есть?— еще раз спросил Человек.

— Да, та самая,— подтвердил Лев.

— И ты в ней сидел? В какой позе? Лев показал.

Человек вошел в клетку и сел.

— Так?

— Нет, совсем не так,— возразил Лев.

— Тогда войди сам и покажи,— приказал Человек. Лев вошел в клетку, но не успел он сесть, как Человек захлопнул дверцу и запер ее.

— Вот тебе достойное наказание за неблагодарность,— сказал он Льву.— А ты, Коза, запомни,— продолжал он,— нельзя помогать всем без разбору. Хищник он хищник и есть, от него добра не жди.

Прилив и Гольян

— Скажи-ка мне, друг, когда идет на ущерб луна? — накатываясь на берег, спросил у Гольяна Прилив.

— Не приставай ко мне,—ответил Гольян, — а то я сейчас умру от жажды. Я ищу, где мне напиться.

Прилив очень удивился.

— Что за чушь ты несешь, Гольян? — сказал он. — Ты ведь живешь в воде, а ищешь, где напиться?

— Но ты накатился и спросил меня, когда идет на ущерб луна, — отвечал Гольян. — Луна поднялась, и ты поднялся; ты ведь с ней связан, с Луной, а я тут плаваю, в глубине, и вижу лишь ее бледное отражение. Ты говоришь, что я несу чушь, а сам-то что спрашиваешь?

Как Калао стала черной

Начнем рассказ о том, как Калао стала черной.

Жил давным-давно человек, у которого было четыре жены — Цесарка, Курица, Куропатка и Калао. Когда жены готовили мужу еду и приносили, он приказывал все унести и выбросить собакам. Ел он только то, что готовила ему Калао, и даже знать не хотел, что еда, приготовленная другими женами, была вкусней и лучше.

И вот пришло время, и у каждой из жен родился ребенок.

Однажды, когда женам надо было работать на полях, они оставили своих детей каждая в своей хижине и перед уходом наказали мужу:

— Если дети расплачутся, накорми их. Еду мы оставляем в хижинах. Поедят малыши и успокоятся.

С этими словами они ушли. Ребенок Курицы вдруг заплакал.

Муж вошел в хижину Курицы, попробовал соуса, который та приготовила, и удивился:

— Ох-ох-ох! До чего же вкусный! Вот уж не ожидал! Потом покормил ребенка и вышел.

Вскоре заплакал ребенок Цесарки. И в ее хижине муж отведал соуса, и он тоже ему очень понравился. Опять он покормил ребенка Цесарки и вышел.

А потом расплакался ребенок Куропатки. И снова муж зашел в ее хижину, отведал соуса, приготовленного Куропаткой, и нашел его превосходным. Дал поесть ребенку и вернулся к себе.

Тут разревелся ребенок Калао. Муж побежал в ее хижину, попробовал ее соуса и чуть не выплюнул. Этот пресный, грубый соус и сравнить нельзя было с теми, которые готовили остальные жены. А ему приходилось есть эту дрянь каждый день! Но что мог он сделать теперь?

Когда все жены вернулись домой, он не сказал им ни слова.

Вечером Калао, как обычно, приготовила ужин и принесла его супругу. Но тот велел выбросить все собакам.

За ней вошла Куропатка со своим любимым вечерним блюдом, за ней — Курица, за ней — Цесарка. Муж приказал запереть дверь и никого больше не пускать. И в тот вечер, и во все другие вечера он ел только еду, которую готовили ему эти три жены. А от Калао не принимал ничего.

Вскоре он сказал своим женам:

— Я отправляюсь в далекий путь. Когда увидите, что куриный насест совсем побелеет, знайте: мое возвращение близко!

И он ушел. Долго длились его далекие странствия. Но вот куриный насест совсем побелел, и муж вскоре вернулся. Он принес своим трем женам в подарок по жемчужному ожерелью, и только одной Калао он дал ожерелье из ракушек улиток.

Но Калао не знала, что подарил ее муж другим своим женам. Она бегала по двору, она злилась и металась. Вот забежала в хижину Цесарки и спросила:

— Что подарил тебе муж, когда вернулся? Промолчала Цесарка. Калао забежала к Курице. Но и та ничего не сказала.

На другой день все жены должны были идти за водой. Едва рассвело, Калао заглянула во все хижины и спросила Куропатку, Цесарку и Курицу:

— Вы пойдете сейчас с кувшинами к водоему?

— Да, пойдем, — ответили ей все три жены.

Они вышли со двора и пошли друг за дружкой к водоему.

Калао шла, пританцовывала, топала ногами и подпрыгивала, и ее ожерелье из ракушек улиток постукивало и звенело.