Читаем Сказки Зеркал полностью

Порывшись в карманах, она извлекла на белый свет гребешок с обломанными зубьями и попробовала причесаться. Но бедняга-гребешок мигом запутался в дебрях её рыжих волос. «Ну и ладно, – махнула рукой Растрёпа, – если кому-то не нравится, могут и отвернуться. А мне и так хорошо!» Очень довольная собой, она подмигнула своим растрёпанным отражениям – и отправилась восвояси.

Но вот беда: когда рассеянная фея доставала из кармана гребешок, она случайно выронила свою волшебную палочку. Палочка закатилась в пыль между булыжниками мостовой – да там и осталась.

<p>Глава 2. Мэтр Амальгамыч и его подмастерья</p>

Мэтр Амальгамыч восседал на высоком табурете в своём зеркальном царстве. Строго взирая на подмастерьев сквозь смешные кругленькие очки, оседлавшие кончик его сизого носа, он выкрикивал тонким петушиным голосом: «Я даю вам месяц, разбойники! Целый месяц, ровно месяц – и ни днём больше! И пусть только кто-нибудь из вас вздумает не успеть!»

Подмастерья, кружком усевшись прямо на дощатый пол мастерской, весело глядели на мэтра. Несмотря на сердитый взгляд и пронзительный голос старого зеркальщика, они его нисколечко не боялись: все знали, какой он добряга. Мальчики любили своего учителя, ведь кроме него никого у них не было в целом свете.

Когда-то у зеркального мастера была семья – была жена и свои дети, шесть сильных сыновей, отцовская гордость. Но жена умерла, сыновья давно выросли и разбрелись по белу свету. Амальгамыч поскучал-поскучал – да и взялся обучать сирот. Время от времени он подыскивал в приютах шесть мальчиков, шесть будущих зеркальных мастеров – ровно столько, сколько родных сыновей дружно садилось с ним когда-то за длинный обеденный стол. И с ними точно возвращалось к старику его счастливое прошлое.

Мальчишки жили в мастерской, учились и помогали в работе; когда же они уходили, освоив зеркальное ремесло, их сменяли другие. Так продолжалось уже много-много лет.

И сейчас сердце старого мастера вновь наполняла печаль: вскоре ему предстояло расстаться и с этими озорными мальчуганами, которых он уже успел полюбить как родных.

«Все вы, оболтусы и лентяи, – продолжал меж тем мэтр Амальгамыч, нарочито грозно сдвигая седые брови, – должны создать по зеркалу: это будет вашей проверкой на мастерство. Вот и посмотрю-ка я теперь, чему вы у меня сумели выучиться за эти годы, маленькие бездельники! Пусть каждый подумает хорошенько – если в ваших пустых головах ещё остались хоть какие-нибудь мысли – и сделает такое зеркало, в какое не стыдно было бы взглянуть достойному человеку. Хотя бы даже и королю! Даже фее небесной!»

С этими словами он повернулся к окну, тыча узловатым пальцем прямо в голубое весеннее небо – и в ту же минуту заметил перед своей витриной Растрёпу. «Вот ещё пугало на мою голову! – воскликнул мастер. – О мои зеркала! О мои несчастные создания! Какое оскорбление для вас отражать подобных кривляк и нерях! Я создал вас сияюще-прекрасными, а вам приходится вмещать в себя всё несовершенство этого безумного мира… О мои бедные зеркала… Кыш, кыш-ш!»

И мэтр Амальгамыч огорчённо замахал руками, пытаясь отогнать замарашку от своей ослепительной витрины. Впрочем, старался он напрасно: поглощённая собой, фея ничего не видела и не слышала. Зато учеников зеркального мастера появление незнакомки привело в бурный восторг: они наперебой засвистели и затопали ногами. «Эй, пугало-пугало! – кричали они. – Из какого огорода ты сбежало? Эге-гей! Тебе бы ворон пугать!»

Но Растрёпа ничего не замечала. Лишь когда, навертевшись всласть, она наконец удалилась, мэтр Амальгамыч смог вздохнуть с облегчением.

– Вам, молодым оболтусам, не понять, какие муки испытывает творец, отдавая своё создание в недостойные руки, – со вздохом признался мастер. – Плоды бессонных ночей, плоды вдохновенного труда – и всё это вдруг попадает к тому, кто не отличит произведение искусства от простого куска стекла…

– Какая разница, если заплатят хорошие деньги? – пожал плечами толстяк Хватыш. – Зеркало – это зеркало и ничего больше. Побрился, причесался – и вперёд!

Мальчишки дружно рассмеялись, а дылда Бумбан под шумок влепил Хватышу звонкий подзатыльник. Разозлённый Хватыш попытался дать сдачи, но Бумбан проворно перехватил его руку.

«Не смейте драться в моей мастерской! – возмущённо затряс головой старый учитель. – Ну-ка все вон! Идите хорошенько проветрите свои замусоренные головы перед тем, как взяться за серьёзную работу».

Подмастерьев упрашивать не пришлось – они дружно высыпали на улицу. Снаружи было чудесно: столько ласкового весеннего солнышка, столько звенящего прозрачного воздуха! А налетающий порывами тёплый ветер приносил с городских окраин дразнящие запахи реки и цветущего луга.

«Айда за город, – предложил Бумбан, – там сейчас здорово! Искупаемся!» Его предложение было принято «на ура»: всей весёлой ватагой мальчишки рванули в сторону речки – и Бумбан, и Хватыш, и пугливый Робсик, и весельчак Смихля. И даже неторопливый Дрёмс.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное