– Боль – всего лишь часть пути, часть опыта. И – да, боль будет. И, наверное, даже много, – вздохнула Метресса. – Однако без этого никак…
– Но почему? Почему? – зазвенело вокруг.
– Потому что человеческое тело не растет без боли и не меняет без нее своих состояний. Потому что все, что ты знаешь и помнишь сейчас, ты забудешь на Земле. Потому, что не поняв, что значит «плохо» и «больно» ты никогда не поймешь, что значит «хорошо» и «счастливо»… Потому что даже если что-то пойдет не так, это «не так» будет ко благу для тебя… Потому что твоей самой главной задачей будет переплавить боль в Любовь…
– … переплавить боль в Любовь… – эхом откликнулась Душа.
– Ну что, ты готова?
– Да! – Решительно произнесла она.
– Тогда сверяемся с картой – и в путь!
Сказка о женской мудрости
В некотором царстве, в некотором государстве жили были парень и девушка, Рон и Виола. Встретились они как-то на осенней ярмарке, да и полюбили друг друга. Долго ли, коротко, встречались они, гуляли, разговоры длинные вели, да и поняли, что друг без друга жизнь им не в жизнь. Рассказали родителям о своих чувствах, а те и не против – честным пирком, да за свадебку. Стали молодые жить-поживать, добра наживать.
Обычно сказки на этом заканчиваются, а наша только начинается…
Жили молодые, как положено – выстроил Рон для любимой красивый дом, сад вокруг насадил. С утра на работу уходил, к вечеру возвращался. А Виола с утра до ночи по хозяйству хлопотала, что птичка певчая, песни пела. О чем милого ни попросит – все тотчас для нее делается. Так они жили не тужили, деток народили.
Случались у них, бывало, и размолвки да ссоры – куда ж без них. Да верно в народе говорят – милые бранятся, только тешатся. Вот и у наших героев все их раздоры быстро заканчивались жарким примирением.
Шло время, только стала Виола замечать, что Рон не так уже быстро да радостно просьбы ее выполняет, все норовит вечерком поближе к огню сесть, бутылочку сидра взять, да трубку закурить. Стала она его все чаще да громче ругать. Придет он с работы усталый, крикнет: «Жена, на стол собери!» А она тут же ворчать принимается – мол, и сапожищи-то не снял, и ручищи-то не помыл, и грязищи-то натащил, никакого сладу с тобой, чесслово! А Рон и ухом не ведет.
Разозлится Виола, еду на стол швырнет, все ждет, пока он ее, как бывалоча, утешит, да спросит, как день прошел, а он – ноль внимания. Сидит себе, ест, что поставили, даже не похвалит. А жена тогда пуще прежнего браниться примется. Вот так жить стали.
Да только заметила Виола, что чем больше она его ругает, тем меньше он ее слышит, а временами мерещилось ей, будто он в деревяшку превращается, ничего его не трогает. Как-то, особенно сильно на мужа разозлившись, она возьми, да и скажи в сердцах, мол, чурбан бесчувственный, толку от тебя нету! Лучше бы я за кого другого замуж пошла, время на тебя, чурку, не тратила!
А на утро увидала Виола, что стоит посреди комнаты будто Рон, а будто и не он – словно в рост его куклу деревянную выстругали. И стоит она, Роновыми глазами моргает, и с места не двигается. Всполошилась Виола, запричитала:
– Люди добрые, что ж это делается! У честных женщин мужья в деревяшки превращаются! Где ж это видано? Где это слыхано? Что же мне, горемычной, делать-то теперь? И так было от мужика толку чуть, а теперь вообще не будет!
Сбежались на ее крики деревенские жители, набились в светлицу. Глазами хлопают, руками плещут – никогда чуда такого не видывали, и что делать с ним не знают. Поглазели, повозмущались, да и разошлись, а Рон как стоял чурбаном деревянным посреди светлицы, так и стоит. Обошла Виола его по кругу, да и обнаружила на спине замочную скважину, будто надо туда ключ какой вставить. Кинулась по всему дому ключи собирать, целый передник насобирала. Начала к мужу деревянному ключи подбирать. И так старалась, и эдак, ни один не подходит! Так целый день провозилась, умаялась.
– Одно хорошо, – проворчала она наконец, – хоть кормить тебя не надо!
Села она за стол одна, грустно как-то ей стало.
– Хоть бы руки помыл, что ли… – пробормотала себе под нос. И тут – о чудо! – деревянный Рон чуть голову повернул. Обрадовалась Виола, и уже громче приказала:
– Иди, руки мой, да за стол садись!
И Рон деревянной походкой прошел в сени, руки вымыл да за стол сел.
– Хлеб бери, ложку, ешь! – приказала Виола, которая успела и на мужа накрыть.
Выполнил он ее приказания, поел, ложку отложил, и снова в одну точку уставился. Но Виола уже поняла, что он ее слышит, и приказы выполняет.
– Иди, – говорит, – раздевайся, да спать ложись. И муж безропотно пошел, и все сделал.