Иной раз думаю – пусть бы Ванюша на охоту отправился, все ж развлечение, но нет… Душа, говорит, не лежит. Свой лук и стрелы еще до свадьбы в оружейный сундук запрятал. Даже батюшка, уж на что стар, а и то, по свежей пороше, когда егеря зайцев спугнут, велит седлать Каурого и едет посмотреть охоту. Я иной раз ему пеняю – не грешно ли им ради потехи губить невинных зверюшек? Хотя, правду сказать, перепела с брусничным взваром очень хороши! Да и сама от мягкой заячьей шубки не отказываюсь… Зато у моего Ванюши не только на зайца или тетерева, а и на самую мелкую птаху рука не подымется.
Только редко-редко, а порою с ним так бывает, что вдруг засобирается в одночасье, лук да стрелы из сундука вытащит. Скажет – пойду я, может утку болотную добуду. А вернется уж затемно и пустой. Ни в одну утку, мол не попал… И невдомек ему, что я, хоть женского роду, а давно все смекнула, только виду не показываю. Ведь тетива так ослабла, что из того лука и курицу на дворе не подстрелишь, не то, что птицу в небе. А еще про стрелы приметила, сколько их было в колчане – столько и осталось, когда воротился. Больно уж добрый и жалостливый сердцем мой Ванюша! Не может сгубить живое.
А что уходит надолго – так не хочет нас с батюшкой огорчать. Но есть, видно, у него заветная думка, печальная… Да только я не спрашиваю, помалкиваю. Может, он до сих пор виноватится перед отцом, что не сумел тогда отыскать своей стрелы и суженой невесты? И про то, что меня полюбил, открыться ему не смеет. Должно, опасается, не проговорилась бы я, что никакая стрела на наш царский двор не залетала. А сама судьба привела его к нам, и выбрал он меня в жены, потому что по сердцу пришлась. И я к нему на всю жизнь прикипела. Прилепилась, как малая звездочка к ясну месяцу… Ах, будь моя воля, кинуться бы к его отцу в ноги да сказать, что мы на веки-вечные полюбили друг друга! Да малютку нашу к нему привезти показать. Не каменное же у него сердце! Увидит, как все у нас ладно, так непременно простит и порадуется за нас. И благословит уже воочию.»
Так иногда размышляла сама с собою Марьюшка, когда сидела за рукоделием в ожидании мужа. И еще, замечая порой, как хмурится Ванюша, глядя на их некрасивую большеротую дочурку, она тихонько вздыхала виновато. А втайне думала – главное, чтоб душа была светлая да незлобивая. И всем сердцем верила, что непременно случится чудо, и полюбит когда-нибудь их дочку сказочный добрый молодец, как саму ее полюбил прекрасный Иван-царевич. И будет она так же сказочно счастлива всю свою долгую-долгую жизнь…
Потерянная перчатка
Утро
"Как хочешь, а я поплыла, очень жарко…" – Наташа легко, почти не плеснув, скользнула с их каменного островка по влажному шелку водорослей, и неожиданно оказавшись с другой стороны, вдруг хлестко ударила ладонями по воде, обдав его веером сверкающих брызг. "Ну, теперь держись у меня!" – стряхнув блаженную дремоту, шутливо пригрозил Александр Дмитриевич, вдохнул побольше воздуха и нырнул с нагретого полуденным солнцем камня. Приятно освежившая вода была удивительно прозрачной, на дне отчетливо виднелись извивы песчаных волн, чуть колышащиеся подводные оазисы и верткие стайки мелких рыбешек. Далеко вынырнув, почти у выхода из маленькой бухты, он быстро догнал Наташу, Натали – свою гибкую, искрящуюся мокрым телом русалку. Поняв, что уже не уплывет от него, она со смехом обернулась и сразу обняла за шею, просияв серыми глазами, отразившими все изменчивые цвета моря, и подставив для поцелуя нежные губы.
В этот момент, по закону подлости, чудесный сон начал постепенно таять и отхлынул, бросив его огорчено вздыхать на отмели реальности… Сейчас над ухом должен заверещать неотвратимый будильник. И тело, помимо еще сопротивляющегося сознания, напружинилось суетливым угодливым спаниелем, готовое по команде "Ищи!" продираться по топи сквозь заросли осоки, и кинувшись в холодную воду, плыть за добычей и в зубах принести ее хозяину. Но тиран-будильник почему-то молчал. И Александр Дмитриевич вспомнил, что сегодня долгожданная суббота! Он мысленным щенком доверчиво перевернулся кверху животом и радостно задрыгал всеми четырьмя лапами. Потом, сладко зевнув наяву, с наслаждением потянулся… Наташа дышала рядом совсем неслышно, значит его милая девочка еще спала.