Сказки Золотого века

Как оценивал стихи Красова Лермонтов, мы не знаем, но то, что Краевский печатал его стихи наравне с лермонтовскими, говорит об их достоинстве. Одно из стихотворений Красова "Молитва", обычного содержания о благости господней, возможно, вызвало у Лермонтова иронию, ведь Бога должно благодарить и за зло в мире. Это "Благодарность". По содержанию кажется, что поэт обращается к женщине, но он благодарит Господа Бога:

За все, за все Тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне,
За все, чем я обманут в жизни был...
Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
Недолго я еще благодарил.

Какая горькая ирония, вполне объясняющая содержание "И скучно и грустно", обретающее тоже вселенское значение и вполне выражающее взгляд Демона, постигшего тщету как земной, так и небесной жизни.

На балу танцевал и Алексей Аркадьевич Столыпин, привлекая взоры дам ростом, красотой лица и мундира Нижегородского драгунского полка, самого красивого в русской кавалерии. Дама его тоже была хороша, одна из сестер Николая Соломоновича Мартынова, с которым Лермонтов и Монго-Столыпин учились одно время в Школе гвардейских подпрапорщиков, а с другой сестрой танцевал Лермонтов; будучи в Москве, он бывал у Мартыновых. Что касается брата хорошеньких сестер, - была и третья, - Николая Мартынова, то он вышел из Школы в кавалергарды, но, верно, не преуспев в свете, хотя и был красавец, и богат (отец его разбогател на винных откупах), отправился на Кавказ поначалу, верно, охотником, но там перевелся в Нижегородский драгунский полк, говорят, прельщенный мундиром, который очень ему шел; он возвращался в Петербург, но снова отправился на Кавказ, вероятно, в надежде именно там скорее достичь своих честолюбивых целей.

- Да, где теперь ваш брат? - Монго-Столыпин не нашел другой темы для разговора с хорошенькой Юлией Соломоновной.

- Не знаю, - отвечала барышня, краснея, - но он служит в Гребенском казачьем полку. И он уже майор, - с горделивыми нотками в голосе добавила она. Алексей Столыпин был капитаном, а Лермонтов всего лишь поручиком, не говоря о переводе из гвардии в армию.

- Уже майор?! - подхватил Монго-Столыпин в тоне барышни. - Да, этак Мартынов вскоре в генералы выйдет!

- Да, это его самая заветная мечта.

Примерно о том же говорили Лермонтов и Наталья Соломоновна.

- После смерти папеньки брату надо было выйти в отставку, но он решил продолжать свою карьеру и снова отправился на Кавказ.

- Какую карьеру?

- Как, какую!

- Гвардейские офицеры карьеру делают в Петербурге. А он кто теперь - казак?

- Майор! А вы, Михаил Юрьевич, при всем вашем уме и мужестве все еще поручик.

- О, как вы жестоки, Наталья Соломоновна! - Лермонтов громко расхохотался, вызвав испуг и недоумение в глазах молодой женщины, которая считала себя прототипом княжны Мери из романа "Герой нашего времени". Сестры Мартыновы были в Пятигорске в 1837 году, когда Лермонтов приехал туда и вынес впечатления из пятигорской жизни, описанной в повести "Княжна Мери". Поклонившись, Лермонтов устремился к дверям, где, как ему показалось, промелькнула фигурка женщины в берете, щегольски изящная, родная, как из юности, но это не было видением, ибо сердце у него застучало сильнее, как от свиста пуль. Не успел он выйти в одни настежь открытые двери, как в другие вошла Варенька Лопухина, по первому взгляду, но по второму - молодая женщина в полном расцвете красоты личности, во всем блеске здоровья, пусть и минутного, и женственности.

Лермонтов остановился, не веря своим глазам: болезни, худобы, томной слабости нет и в помине. Она вела за собою юную барышню к группе бабушек и тетушек, приехавших на бал со своими внучками или воспитанницами, все ее приветствовали ласково и почтительно.

Тут музыка смолкла, в танцах наступил перерыв, и все устремились к дверям. Варвара Александровна оглянулась на Лермонтова, глаза ее вспыхнули, как небеса, чуть приметно поклонилась, и он в толчее потерял ее из виду. Когда толпа отхлынула, в полуопустевшей танцевальной зале ее не было. Он пустился ее искать, нигде ее берет не мелькнул; с возобновлением танцев он поднялся на антресоли, и на него нахлынули воспоминания юности. Нигде ее не было, как вдруг к нему подошла барышня со знакомым лицом и с таким выражением, что они не могли не знать друг друга, но он лишь уловил в ней сходство с Варенькой Лопухиной, какой она была в юности, и это-то заняло его внимание.

Это была Екатерина Григорьевна Быховец, одна из его кузин, хотя, если точнее сказать, она считала его своим правнучатым братом, что означало бог знает, но родство с очаровательным созданием всегда приятно.

- Кузина?

- Идемте вниз. Я познакомлю вас с теткой.

- Разве я с нею не знаком? - Лермонтов сделал гримасу.