Сказочки-анекдоты (СИ)

Очень захотелось домой или хотя бы на станцию. Туда, где тепло. Туда, куда электричка придёт по расписанию. И в ней будут тёплые светлые вагоны с такими приятными потёртыми сиденьями. А, может быть, в ней даже будут продавать пирожки. О, пирожки! И не важно, с какой начинкой. Съел бы любой! Эти мысли о тепле были уже не лирическими, а тревожными, ибо вечерняя прохлада однозначно давала о себе знать.

Надо куда-то идти! Не стоять! Надо куда-то идти! Обязательно! А куда!?

Отдалённый запах дыма привлёк моё внимание. Откуда? Непонятно. И звук голосов стал чуть-чуть различаться среди потемневших сосен. Уже интересно. А вот и огонёк мелькнул вдалеке. Ночью в лесу костёр виден только с близкого расстояния, а издали между сосен он мелькает, как фонарик азбукой Морзе. Но это уже был ориентир, долгожданный и радостный. Ура! Я уверен, там мне расскажут, как выйти на станцию. А может даже, и угостят чем-нибудь. Вперёд!

У костра на поляне сидели несколько человек и разговаривали. Было ли их двенадцать, как месяцев в сказке? Да какая разница! Не буду же я их считать. Живые добрые люди. У них, скорее всего, пикник по случаю какого-то праздника. Засиделись допоздна. Они мне помогут. Уверен! Я ведь не Золушка какая-нибудь. Мне подснежников зимой не нужно. Мне бы только направление на станцию узнать, да чтоб дорогу показали покороче.

А вот уже подойдя поближе, услышал, что разговор-то у них не так и миролюбив. Компания разговаривала вовсе не шёпотом и не вполголоса. Они скорее ругались, чем обменивались любезностями. Спор, так сказать, на повышенных тонах. Совсем не праздничный пикничок! Говорили, вроде, о политике, или об экономике, или о каких-то выборах. Суть разногласий я не понял, да и не хотел вникать в чужие проблемы. Кричали. Наверное, из-за громких голосов я и услышал их издалека. При этом я не увидел никакой еды на поляне. Поляна в лесу была, а «поляны» на ней не было. Ни скатерти, ни стола. Странно как-то для пикника. Ну, мне-то какое дело. В любом случае нужно подойти и спросить.

А вот кто же из этой компании мой «братец Апрель»? У кого из них мне просить мои «подснежники»? Да вот этот, что сидит на бревне ближе ко мне и непонятно крутит головой. Вежливо обращаюсь:

- Добрый вечер, добрые люди! Не поможете ли мне найти дорогу в лесу. Заплутал немного в темноте. Не могу выйти на станцию. На ближайшую электричку уже точно опоздал. Так мне бы хоть вообще на станцию попасть. Оттуда как-нибудь домой доеду.

- Кто тут? Кто ты такой? Что крадёшься? Слышу издалека, а не пойму кто, – сказал ближний ко мне человек и перестал крутить головой, а обратил ко мне лицо. На нём были тёмные очки, нелепо выглядевшие в условиях темноты. – Я ничего не вижу, но слух у меня отличный. Исподтишка не подкрадёшься!

Слепой говорил агрессивно. Почувствовав его неприязнь, я постарался произносить слова как можно дружелюбнее и ещё раз повторил свою просьбу. Вполне возможно, что я напугал их, неожиданно выйдя из темноты. Со второй попытки общения Слепой стал добрее и заговорил более миролюбиво.

- Дорогу подсказать? Это можно. На станцию? Так чего ж не подсказать? Могу. Смотри сюда, – сказал он. При этом было непонятно, куда смотреть мне, если он сам не мог смотреть никуда. Слепой человек в тёмных очках хотел показать мне дорогу в тёмном лесу, при этом предлагал куда-то смотреть.

- Вот в этом направлении пойдёшь, там дорога и будет. Прямо на станцию, никуда не сворачивай, так и иди, – и Слепой показал рукой вправо от себя, куда-то в самую чащу. Я точно знал, что там самая густая чаща. Хоть и заблудился, конечно, но всё же видел, что там именно чаща, а не дорога. Тем не менее, в тоне Слепого чувствовалась полная уверенность. Он говорил безапелляционным тоном, не допускающим сомнений.

- Ну, что ты мелешь, братуха? Куда показываешь? Станция-то совсем не в той стороне, – вступил в разговор человек потёртого вида. Даже в сумраке было видно, что он был одет неряшливо, и что его движения были плохо скоординированы. Он сидел просто на земле. Бомж или не бомж, а пьяный точно. Он сделал в воздухе настолько неопределённое движение рукой, что мне не удалось даже понять, в каком направлении он показывал. Речь его была сильно неразборчива, но при этом в его тоне была слышна всё та же безапелляционность, что и у Слепого. Пьяный также не допускал возражений и куда-то уверенно показывал. Идти по его рекомендации – сразу в разные стороны – не получилось бы никак. И, судя по отсутствию общей закуски, этот человек пил в одиночку.

Однако когда в разговор вступил третий участник компании, я понял, что Пьяный говорил ещё более-менее разборчиво по сравнению с Картавым. Этот произносил вообще невразумительные звуки, скорее, какое-то бульканье. Из его речи я сумел разобрать только общий возмущённый тон. Перед ним на траве лежали какие-то исписанные листки бумаги, которые он пытался прочитать при свете костра. Он тоже был уверен в себе, но его дикция не поддавалась расшифровке, как и жестикуляция.