Сказочная древность Эллады

И казалось, что боги наконец переложили на милость свой долгий гнев: Акает рос на редкость прекрасным, здоровым, умным и добрым мальчиком. Но едва успел он настолько окрепнуть, чтобы оказывать своим дедам существенную помощь, как начались притеснения со стороны Паллантидов, — точнее говоря, со стороны одного из них, Полифонта, которого стареющий царь назначил правителем Бесы. Средства притеснения были старые, испытанные, сослужившие свою службу не раз и впоследствии. Выдался неурожайный год — получай зерно на обсеменение и пропитание под залог земли. Не возвратил в срок — становись фермером. Новая беда — получай необходимое «под залог тела». Не возвратил в срок — становись рабом.

И вот однажды вечером Менедем вернулся домой в отчаянии. «Все кончено: последнее достояние отнято, свобода потеряна. Нас, стариков, Полифонт оставляет на нашей земле рабами своего управляющего; за Акастом завтра утром пришлют, чтобы увести его в Форик и продать приезжему финикийскому купцу».

II

Воцарилась тишина, изредка прерываемая рыданиями старой Иодики. Наконец поднял голову Акает; не слезы, а гнев сверкал в его глазах.

— Я им не сдамся! Так они и видели меня рабом! Уйду, сейчас же уйду!

— Куда и уходить-то? В Анафлист, в Суний, в Форик, в Месогию? Везде там Паллантиды сидят, живо тебя поймают и доставят обратно — еще, как беглого раба, побоями накажут и в кандалы закуют.

— Уйду через Месогию и Гиметт к доброму царю Эгею!

— Ох, нет, дорогой мой, там тебе грозит другая опасность. О Минотавре слыхал?

— Кто о нем не слыхал!

— И знаешь, стало быть, как царь Эгей стал данником этого чудовища. Теперь как раз там собирается дань — семь отроков и семь девушек, все в твоем возрасте. Попадешь в руки к людям царя Эгея — они тебя первым делом в седьмицу отроков зачислят, чтобы вызволить кого-либо из своих.

— Бабушка! — сказал он жалобно. — Да где же Правда?

— У бессмертных богов, мой родной; среди людей ее нет более с тех пор, как…

— С тех пор, как что?

— Эх, мой ненаглядный, к чему старые сказания вспоминать? Все равно былого не вернешь. Лучше поплачем вместе, пока нас не разлучили; все-таки легче станет на душе.

— Нет, бабушка, слезами тоже не поможешь горю. Ты лучше расскажи мне, как и отчего Правда покинула человеческий род, чтобы этот рассказ остался мне на память о тебе.

— Ну, слушай тогда; я тебе скажу, что сама от своей бабушки слышала. Было время — но это было давно, очень давно, — когда люди были еще настоящими детьми своей Матери-Земли. Жили они тогда, как поныне птицы небесные, без забот, без труда: Мать-Земля их сама и кормила, и поила, и одевала. Не приходилось плугом вспахивать почву, взращивать маслины или виноградные лозы; она, благодатная, все сама доставляла. И ничего друг у друга не отнимали; да и к чему, когда всем всего было вдоволь? И боги жили тогда среди людей, и божья Правда с ними. Те были бессмертны, люди — нет, но все же и они жили много долее теперешнего, по нескольку сот лет, и притом без болезней и печалей. А придет конец — умирал человек незаметно, тихо погружаясь в глубокий, беспробудный сон. Это, внучек, были люди золотого века.

— Как же этот век кончился и отчего?

— Пришел к нам однажды дивный муж — или бог, не знаю. Призвал он одного из тогдашних людей — звали его Протанором — и сказал ему: «Видишь, что я тебе принес в этом полом тростнике?» И дал ему заглянуть в полость… Нас с тобой он бы этим не удивил, ибо там находился простой раскаленный уголь, но ты должен иметь в виду, что люди тогда еще совсем не знали огня. «Что за красивая блестка!»— сказал Протанор. «Это не блестка, — ответил пришелец, — а часть небесного огня, которую я для вас тайно похитил; и благодаря ей вы станете господами Земли». Ужаснулся Протанор: «Как господами Земли? Да ведь она нам Мать!» Но пришелец велел ему молчать и из дерна соорудить нечто вроде стола — это был первый алтарь, — а затем покрыть его целым костром сухих дров. Добыв из тростника принесенный уголь, он положил его под дрова — и тотчас костер запылал ярким огнем. Затем он поманил рукой дикую телку, пришедшую посмотреть на невиданное зрелище; она доверчиво приблизилась: звери тогда не боялись людей. Он же ее схватил и внезапно, добытым из-за пояса каменным ножом, рассек ей шею. Жалобно замычала она — и горы передали друг другу ее предсмертный крик, и услышала его Мать-Земля.

Но Прометей — так звали пришельца — этим не смутился. Он тем же ножом разрезал телку на части и показал Протанору, какие ему следует сжигать в честь богов, а какие зажаривать в собственную пользу; и тогда впервые вкусил человек мясной пищи. Понравилась она ему, и он поблагодарил Прометея-огненосца за его науку.

Но Мать-Земля разгневалась на Протанора за то, что он разорвал великий договор между человечеством и природой. Остальных людей золотого века, не причастных к его вине, она скрыла в своих недрах, и они с тех пор и поныне ведут у нее блаженную жизнь, как духи-хранители томящихся на ее поверхности смертных; а Протанор…