Сказочник

— У нас нет пола. — Я прощаюсь с жареной картошкой, глядя, как та исчезает во рту моего подопечного. — Но я всегда помню Войну в женском облике, и это оправданно. Видишь ли, Илюша, женщины превосходят мужчин в эмоциях. Допустим, девушка добрая — так она и милее, и жалостливее, и терпеливее существа мужского пола. Но вот если злобна — пиши пропало. Самый последний подонок не дойдёт до уровня подлости, который легко преодолеет осатаневшая от злобы женщина. Она предаст, убьёт, уничтожит — только бы отомстить обидчику. Война по природе своей и не может быть мужчиной. Она страстна, коварна, беспощадна, яростна — полный набор женских качеств. Да и не только это. Милая сестра Полемос единственная из всех нас, кто отдаётся своей работе до самых кончиков пальцев, посему её популярность среди людей неизменна.

— Моя прабабушка боялась Войны, — вдруг тихо произносит Илья. — Она говорила: пусть будем жить хуже и кушать плохо, лишь бы не было Войны. Сестра такая страшная?

— Полемос с младых ногтей обожает имидж гламурной фотомодели, — усмехаюсь я. — Рыжие волосы, веснушки, курносость, телосложение — отпад, плюс ноги от ушей. А уж как наряжается медсестрой! Тебе наверняка бы понравилось. Но конечный результат её действий редко выглядит столь же восхитительно, как она сама. Я раньше думал: после войны, напугавшей твою прабабушку, других войн больше никогда не будет, люди очухаются. А вышло иначе. И в самом-то деле — если изобретено столько оружия и в его производство вложено такое количество денег, — оно уже само по себе обязано стрелять.

— И когда кончится ваша работа? — Илья, похоже, снова не понял меня — но испуган.

— По идее, мы должны появиться на Земле с концом света. — Я задумчиво подцепляю с одеяла ломтик картошки фри («макдоналдс» заразен, как вирусы Никао). — Мы — знамение того самого Апокалипсиса, предсказанного рыбаком. И что? Наша четвёрка скачет по Земле едва ли не со дня её сотворения, и ничегошеньки не происходит. Возникают две мысли. Либо конец света не состоится в принципе, либо Апокалипсис — это банальное земное бытие, а рыбак не понял сути галлюцинации — ему привиделось не светопреставление, а жизнь будущих поколений. Может быть, Зверь, выходящий из моря, — это популярность фильмов ужасов, а Блудница Вавилонская — увлечение поездками в Амстердам. Подробностей про Амстердам не проси, не расскажу.

Илья чешет левое ухо. «Переваривает» информацию.

— Э-э-э… а твоя машинка какого цвета?

— Типа светло-серая… бледная, если быть точнее. «Форд-Мустанг», самой первой модификации, шестьдесят четвёртого года. У всех разные. Лимос владеет чёрным, Полемос — красным, у Никао — белоснежный. Сначала думали купить одинаковых коней, но Полемос устроила скандал: она же девочка, ей хочется чисто женской радости — крови вволю напиться, да по полю брани в модном платьице среди трупов проскакать. А красный — это дамский цвет, сейчас на таких машинах половина вашего города гоняет. Полемос с ходу сослалась на вещий сон — мол, такова воля Мастера насчёт коней. Она раньше часто так делала. Тогда мы ей ещё верили, но впоследствии стало понятно: её красочные видения — чисто религиозный фанатизм. Наши «кони» сейчас — обычные тачки, принадлежали людям, попавшим в мир теней. После автокатастроф мы переделали их в призраков. Коней тоже сохранили, но это так… на всякий случай. Если Мастер вдруг вернётся на Землю и захочет устроить ретро-шоу. Да, вещи, на первый взгляд кажущиеся сложными, часто имеют очень простое объяснение. Так, ты получил свою порцию смертельно вредных веществ? Давай, сложи в пакетик коробку с салфетками — и баиньки.

Илья угрожающе сопит.

— Смерть должна быть злая и страшная, — хныкает он. — А ты хоть хороший, но нудный. Я обязан тебя бояться, но страх другой: будто ты вот-вот оценки в дневнике полезешь проверять и оставишь без сладкого. У меня нашли лейкемию, я не плакал, думал: ну умру и умру. Я не знал, что Смерть будет приходить ночами и читать мне нотации.

Вероятно, ответ написан у меня на лице. Илья спохватывается.

— Ладно-ладно, — поспешно говорит он. — Ты добрый, бигмак мне принёс. Но, поверь, вот тебя бы девять лет долбили нравоучениями — «это есть нельзя, то положи на место, сначала суп, потом конфеты, не поешь — гулять не пойдёшь». Не дуйся на Мастера, он клёвый папа.

Илья заворачивается в одеяло с головой. В полутьме блестят глаза.

— Чего молчишь? — нетерпеливо спрашивает он. — Сказка-то будет?

Конечно. За этим-то я и здесь — вместе с твоим чёртовым «бигмаком»…

Сказка третья Молитва Клары