Сказочник

Мы выходим из палаты. Идём по коридорам госпиталя. Привидение в застиранной больничной робе и Смерть, одной дланью держащая руку мёртвой девочки, а в другой зажавшая золотистого бумажного журавлика. Садако тихо поёт «Коджо ноцуки» — песню, популярную в ту же эпоху Хэйан, когда фрейлины мастерили цветы из бумаги. Призраки отвешивают ей поклоны, среди косарей в Хиросиме много хибакуся — переживших бомбардировку и умерших от её последствий.

До Бездны не так уж далеко — она рядом. Внезапно Садако обрывает песню.

— У меня последняя просьба, Синигами-сэнсэй.

— Я внимательно слушаю, Садако-сан.

— Я хочу поговорить с тем лётчиком, сбросившим бомбу.

— Боюсь, это невозможно, Садако-сан. Живые не видят и не слышат мёртвых…

Я останавливаюсь, и напряжённо думаю.

— …но я сделаю это за тебя.

— Как!?

— Я приду к лётчику в твоём облике. И задам вопросы. Сколько бы ни прожил Пол Тиббетс, призрак мёртвой японской школьницы, явившийся к нему ночью, он запомнит навеки. Поверь мне, обычно такие беседы мало кому нравятся. Будь я продюсером, я бы на этом жанре воздвиг целую индустрию фильмов ужасов.

Она улыбается. В уголках глаз нет слёз.

— Спасибо, Синигами-сэнсэй.

— Не за что, Садако-сан. Я обожаю пугать людей. Видишь, какие у меня зубы?

…Спустя много лет я часто думал: зачем я забрал её? Почему не подождал? Да, конечно: беби Адольф выбил меня из колеи. Кто на якитори обжёгся, тот и на суши дует. Но лучше бы я позволил Садако сделать тысячу бумажных журавликов.

Я не повторю этой ошибки. Больше никогда не повторю.

Глава 7 Последняя вечеря (Дом Страданий у метро «Выборгская»)

…У него чертовская проницательность. Впрочем, я давно это отмечал.

— Да, теперь я на сто процентов уверен — ты собираешься меня бросить.

Пронизывающий взгляд. Он холоден и подозрителен.

— С чего ты взял? — картинно удивляюсь я.

На языке жжение, как от перца.

— Сегодня пир горой, будто у меня день рождения, — сухо констатирует Илья. — Мы вчера поругались. А тут ты притащил про́клятые тобой гамбургеры, торт с кремом, чуть не полведра мороженого плюс два литра газировки. На семерых хватит. Очень странно…

Вот ведь чудовище мелкое. Опять придётся оправдываться.

— Слушай, на дворе Новый год, — лучезарно улыбаюсь я. — Почему бы тебе…

— Новый год — через две недели, — перебивает Илья. — Как говорила бабушка, «в декабре его даже алкаши не празднуют». Может, рискнёшь придумать версию получше?

Так, надо срочно его отвлечь.

— Вот интересно, — смотрю я в потолок. — Значит, по-вашему, в середине декабря Новый год отмечать глупо, а в середине января — самое оно. Классик прав, умом вас действительно понимать не надо. Сначала вы едите оливье под бой курантов, а через две недели — тот же салат на другой Новый год, по старому стилю. Но зачем сокращать удовольствия? Накрывайте столы на еврейский суккот, мусульманский навруз — и не забудьте вавилонские новогодние празднества, когда готовили салат с сердцем поверженной богини Тиамат, а бог Мардук пролетал по небу на своей колеснице!

— На колеснице? — оживляется Илья. — С оленями? Вау… Прямо как Дед Мороз!

— Ваш Дед Мороз и их Санта-Клаус вообще-то скопированы с Мардука, — информирую я с таким скучным видом, что мне позавидует профессор археологии. — И прочие новогодние обычаи — тоже. Ты знаешь, что в Вавилоне Новый год праздновали двенадцать дней подряд? Бог Мардук спускался с облаков и раздавал подарки тем, кто их заслужил, а каждый человек для здоровья близких обязывался принести в жертву животное?[42] Когда я смотрю на вашу историю, мне дико скучно. Вы постоянно ходите по кругу — что с праздниками, что с богами. Взять, например, воскрешение Осириса в древнем Египте… Бога убили, а он восстал, пророс пшеницей и снова объявился живым, как ни в чём не бывало. Тебе это не напоминает довольно популярную сейчас легенду?

— Ты мне зубы-то не заговаривай, — резко меняет милость на гнев Илья. — Взрослые часто думают, что какие-то вещи можно говорить при детях, дескать, мы маленькие, глупые и ничего не поймём. Но мы ВСЁ понимаем. Я ещё в прошлый раз догадался, ясно? Я больше не умираю, повод навещать меня отпадает. Добрый дяденька зашёл с кучей хавчика — попрощаться. Кстати, как ты столько донёс? Наверняка половина в стене застряла.

Уфф. Вот знаете что? Если я в будущем ещё и стану рассказывать мальчику сказки — пусть ему будет годика два от роду. Не больше. Это сущий кошмар, а не ребёнок. Всегда было любопытно, зачем люди заводят детей? Продолжение рода, желание увидеть в маленьком человечке свой характер и внешность перед тем, как переместиться в мир призраков, — это мне понятно. Ну а так, вообще? Появляется нечто ужасное, ест конфеты и гамбургеры килограммами, лезет во всё, куда не просят, отпуская ехидные комментарии.

Нет, счастливых родителей я вряд ли пойму.