Сказочное невезение

Под конец мы к этому попривыкли, но первое утро было просто ужасным. Пришлось напялить фартуки и бродить по замку с большими корзинами, собирая в них обувь, которую надлежало почистить: от чердака и до самого низу. Почти возле каждой двери стояло минимум по одной паре. Мистер Амос, например, выставил целых четыре пары миниатюрных черных ботинок. Графиня – дюжину пар, одна элегантнее другой. Под дверью леди Фелиции тянулся целый ряд сапог для верховой езды. Вниз в подклеть мы вернулись, шатаясь под тяжестью этого груза, зато, к облегчению своему, обнаружили, что чисткой занимается специальный слуга. Мне в то утро зубы-то было нелегко почистить, какая уж там обувь.

Потом нам позволили позавтракать в компании красноглазых ворчливых лакеев. У Эндрю в тот день был выходной, так что заправлял всем Грегор, а он успел нас обоих невзлюбить, в особенности Кристофера. Он отправил нас наверх, в столовую Семейства, еще до того, как мы проглотили последний кусок. Сказал: там обязательно кто-нибудь должен дежурить на случай, если кто-то из членов Семейства спустится пораньше.

– Наврал, зуб даю! – сказал Кристофер.

К моему несказанному ужасу, он взял с огромного буфета хлеб с вареньем и принялся уплетать. Впрочем, когда явились другие лакеи, они все занялись аккурат тем же самым.

Надо сказать, хорошо, что они явились. Еще не было и семи, а в гостиную уже вступила леди Фелиция – бледная, задумчивая, в костюме для верховой езды. Ее никто не ждал. Грегор вынужден был запихать свой ломоть хлеба с вареньем под буфет, но рот у него оказался так набит, что другому лакею пришлось осведомиться у леди Фелиции, что их светлость желают на завтрак. Она сказала печальным голосом, что только кофе и булочек. Она собирается на верховую прогулку, добавила леди Фелиция. А потому не сходит ли Грегор на конюшню и не попросит ли оседлать Айсберга. Грегор все еще не в состоянии был говорить, в противном случае он послал бы Кристофера. Атак пришлось идти самому, с хмурой гримасой на физиономии.

Когда в гостиную вошла графиня, явно чем-то раздосадованная, буфет уже был уставлен блюдами под серебряными полукруглыми колпаками – большую часть мы с Кристофером притащили из кухонного подъемника; выбор у графини был велик, от мяса-гриль до копченых почек и рыбы. Она откушала почти всего, успевая в процессе допрашивать бедного недомерка-бухгалтера с заложенным носом.

Звали его мистер Смайзерс, и он, похоже, едва приступил к собственному завтраку – и тут его сорвали с места. На графинины сменяющиеся тарелки он взирал с сокрушением. Кстати, явился он далеко не сразу, так что Грегор отправил Кристофера его искать, графиня же тем временем сердито барабанила длинными жемчужными ноготками по скатерти.

Кристофер упругой походкой вышел из залы и почти сразу же, такой же упругой походкой, вошел обратно вместе с мистером Смайзерсом, который вел себя так, будто Кристофер приволок его за шкварник. Грегор бросил на Кристофера убийственный взгляд. Признаться честно, в кои-то веки раз я был с Грегором солидарен. Вид у Кристофера был немыслимо самодовольный. А когда он напускал на себя такой вид, мне всякий раз хотелось его треснуть не меньше, чем Грегору.

У мистера Смайзерса явно вышли неприятности с графиней. У нее была жуткая привычка распахивать свои льдисто-голубые глаза очень, очень широко и произносить нежным, холодным, воркующим голосом:

– Поясните свои слова, Смайзерс. Почему именно так?

А иногда она просто спрашивала:

– Почему? – И это было даже хуже.

Бедный мистер Смайзерс шмыгал носом, дергался и пытался объяснить. Речь шла о каких-то ее деньгах, которые где-то задержались. Нам ничего не оставалось, кроме как стоять и слушать, как он пытается оправдаться.

Странно все это выглядело. Вроде бы самая обыкновенная история – что-то там связанное с арендной платой за фермы и трактир в Столстеде, а еще за какие-то владения графини в Лудвиче. Я все вспоминал слова дяди Альфреда о финансовых операциях Столлери по всему свету и операциях на рынке, ради которых приходится тасовать вероятности, и недоумевал все сильнее: может, дядя Альфред чего-то недопонял? Он говорил мне про миллионы на бирже, а тут графиня расспрашивает про шестьдесят, восемьдесят и сто. Я запутался. А потом подумал, что по-настоящему большими деньгами, наверное, распоряжается граф. Кто-то же должен ими распоряжаться. Стоит взглянуть на Столлери, и становится ясно: на содержание такого хозяйства уходит пропасть денег.

Впрочем, толком поразмыслить я не успел, потому что миссис Балдок вызвала нас звонком буквально в ту же минуту, когда графиня окончательно расправилась с мистером Смайзерсом, а заодно и с завтраком. Мы с Кристофером рысью помчались в покой домоправительницы. Когда мы ввалились туда, миссис Балдок уже ходила взад-вперед между своих миленьких цветастых стульев и столиков с изогнутыми ножками. Красные пятна у нее на щеках от раздражения стали чуть не лиловыми.