– За новые чулки вычтут из твоего жалованья, – сказала она мне. – Шелковые чулки недешевы. Так что в будущем постарайся быть аккуратнее.
Кристофер хмурился, морщился и дулся. Я прошептал ему:
– Если бы мы на нее не налетели, она пошла бы вниз и застукала девчонок. Или – нас в тот момент, когда мы пересекали нарисованную черту.
– Верно, – пробормотал Кристофер, – и все равно меня это бесит. Изменения прекратились, чтоб их!
Он был прав. Я больше не слышал этого странного гудения.
Убедившись, что мы чистые, свежие и опрятные с ног до головы, мисс Семпл подхватила стопку полотенец, которые куда-то несла, и удалилась в сторону лифта.
– Давай живее, – сказал Кристофер. – А то еще кто-нибудь вмешается.
Мы осторожно и стремительно прокрались на цыпочках в центральную часть чердака. Вдали скрипнула половица, хлопнула дверь, однако поблизости никого не было. Мы дружно выдохнули от облегчения, когда пересекли черту, нарисованную на стене. А после этого понеслись в то просторное помещение с рядами окон.
– Здесь! Именно здесь средоточие всего! – сказал Кристофер. Медленно повернулся, посмотрел вверх, посмотрел вниз. – Только я все равно ничего не понимаю, – добавил он.
В помещении действительно ничего не было, кроме облезлой штукатурки на потолке и широких деревянных половиц под ногами. Перед нами тянулся ряд довольно грязных окон, выходивших на голубоватые горы над Столчестером, а за спиной у нас была просто стена, такая же облезлая, как и потолок. Темный коридор с другой стороны, тот, что вел на женскую половину, ничем не отличался от другого, по которому мы пришли.
Я указал в ту сторону.
– Ну и что Милли? Она не там.
Кристофер нетерпеливо потряс головой:
– Нет. Здесь. Здесь – единственное место, где я ощущаю ее совсем рядом. Мне кажется, эти изменения как-то связаны с тем, что ее здесь нет, но больше я ничего не могу сказать.
– Выходит, она под полом? – предположил я. – Что, если снять одну из половиц?
– Ну, можем попробовать, – ответил Кристофер без особой уверенности в голосе.
Тогда мы оба опустились на колени возле окон и принялись разглядывать половицы – и тут мир опять качнуло. Хорошо, что мы не стояли во весь рост. Здесь, наверху, толчок был более чем ощутимый. Нас обоих сбросило с места. Я стукнулся головой о стену под окнами и выругался.
Кристофер протянул руку и поднял меня на ноги.
– Теперь я понимаю, зачем нужна эта черта, – сказал он невозмутимо. – Если бы ты, Грант, стоял на ногах, то вылетел бы в окно. А о том, сколько отсюда до земли, даже страшно подумать.
Он был бледен и явно расстроен. Я же злился. Потирая голову, осмотрелся, но все осталось как прежде: половицы, горы за окнами, вдалеке, облупившаяся штукатурка и все то же сильнейшее ощущение чего-то странного.
– А что вызывает эти толчки? – спросил я. – И почему?
Кристофер передернул плечами.
– Грош цена моим мудрым мыслям, – сказал он. – У меня, Грант, есть единственный недостаток: я слишком умен. Пойдем-ка вниз и проверим дверь в детские комнаты. На сей раз, похоже, ничего не изменилось.
Все так в конце говорят, как любила повторять моя сестра Антея. Кристофер зашагал по коридору, и вот путь ему преградила дверь, облупившаяся красно-коричневая дверь.
– Ого! – сказал он. – А это что-то новенькое.
Он тряс ее, пока она наконец не открылась.
Вернее, она рухнула внутрь, вырвавшись у него из рук. Мы оба отскочили.
Вокруг загудел ветер – дверь впечаталась в стену, а наши шейные платки словно прилипли к лицам. Мы сразу же поняли, что оказались в каком-то необычном месте – шатком и расположенном очень, очень высоко. Пол под ногами ходил ходуном. Мы вцепились друг в друга и осторожно поползли вперед, за дверь, в бурю, залитую дневным светом.
Там Кристофер сказал:
– У-у-у-у! – И добавил небрежно: – Грант, надеюсь, ты не боишься высоты?
За воем ветра и скрипом дерева я его едва слышал, однако ответил:
– Нет. Я люблю высоту.
Дверь вывела нас на деревянный балкончик, обнесенный низким, хлипким на вид ограждением. Прямо у наших ног, в квадратном люке начиналась сумасбродная, древняя деревянная лестница, шедшая вдоль наружной стены чего-то похожего на высокую деревянную башню. Мы оба нагнули голову, чтобы заглянуть в люк. И увидели, как лестница головокружительными зигзагами уходит все вниз и вниз, становясь все меньше и меньше, обвиваясь вокруг самой высокой и ненадежной на вид деревянной постройки, какую мне доводилось видеть. Постройка запросто могла бы быть маяком, только местами из нее торчали скаты крыш, и этим она напоминала пагоду. Она раскачивалась, скрипела и дрожала на ветру. Далеко-далеко внизу, видимо, была какая-то труба, в которой горестно завывал ветер.
Я оторвал глаза от этой спотыкливой лестницы и посмотрел наружу. Там, где раньше был парк, простиралась серо-зеленая вересковая пустошь, а за нею – и это напугало меня сильнее всего – лежали холмы, окружавшие Столлери, те самые причудливые утесы, что обступали Столчестер. Я разглядел Столовый утес, он был как на ладони.