Поскольку Семейство временно не нуждалось в столовой, мистер Амос стал использовать ее для обучения лакеев-актеров. Меня, Кристофера, Эндрю и Грегора он продержал там все первое утро – мы сидели за столом, изображая Семейство, а Манфред и остальные разливали воду по винным бокалам, подавали нам сухофрукты и сливочный крем на тарелках. Нужно отдать им должное – эти актеры схватывали все на лету. К вечеру Франсис один-единственный раз уронил ложку, когда подавал мне крем, и больше уже никто (кроме Манфреда) не спотыкался и не падал. Правда, на вкус ужин оказался так себе.
Кристофер выразил и мои чувства тоже, когда, ковыряя вилкой картофель под сыром, сказал:
– Знаешь, Грант, как-то у меня не получается забыть о том, что это сливочный крем.
Пока он ковырял, еда у него на тарелке превратилась в печень и цветную капусту. Поскольку всю середину дня мистер Амос в поте лица перевоспитывал актеров, мы знали точно, что он не мог спуститься в погреб и нажать на квадратную кнопку. Выходит, виновником этих изменений был Кристофер. Я ждал, что он начнет меня уговаривать вечером еще раз сходить с ним в погреб. И собирался сказать на это решительное «нет». С меня хватило. От одной мысли об этом чужеродном, технологическом волшебстве у меня мурашки бежали по коже – а еще более жуткой была мысль, что мистер Амос может нас там застукать.
Но Кристофер сказал только одно:
– Там, где находится Милли, наверняка происходят такие же перемены. И если я ее в ближайшее время не вытащу, она может потеряться навсегда.
Ночью я наполовину проснулся и услышал, как он на цыпочках крадется в сторону запретной части чердака.
Не знаю, сколько он там проторчал, но утром я его едва добудился.
– Ну, как успехи? – спросил я, пока мы собирали обувь.
Кристофер покачал головой:
– Я ничего не понимаю, Грант. Сегодня вообще не было никаких перемен, хотя я просидел там целую вечность.
Тут открылись двери лифта, и мы оказались в толпе актеров, разыгрывавших сцену из «Одержимых». Была у актеров такая странность: им настолько нравилось играть, что они играли не переставая. Когда они не разыгрывали сцены из всяких спектаклей, то разговаривали уморительными голосами и подражали разным людям. А в лифте играть как раз было очень удобно, потому что там их не видели ни мистер Амос, ни миссис Балдок. Соответственно, в лифте теперь постоянно либо шел отрывок из какой-нибудь пьесы, либо кто-нибудь говорил: «Нет, милочка, лучше всего сыграть эту сцену вот так…» – и сцену тут же разыгрывали. В промежутках в лифте катался вверх-вниз угрюмый Хьюго – вид у него был такой, что лучше не подходить. Мы с Кристофером уже смирились с тем, что проще топать по лестнице.
Кроме того, в подклети толпилась штатная прислуга – в надежде хоть одним глазком увидеть кого-то из актеров. Все горничные успели по уши втрескаться в новоиспеченных лакеев. Первое место по популярности держал Франсис, а за ним шел Манфред, темноволосый и одухотворенный, но даже и мистеру Прендергасту перепадало немало хихиканья, хлопанья ресницами и робких просьб дать автограф – а уж он с виду был чудик из чудиков.
– Все дело в гриме, Грант, – пояснил мне Кристофер. – Он действует как любовное зелье. Ну, что я тебе говорил? – добавил он, когда мы столкнулись по очереди с тремя штатными лакеями, мистером Максимом и мальчишкой-разносчиком, – все они желали знать, не видели ли мы нынче утром Фэй Марли.
– В лифте, – сообщил им Кристофер. – Она делала вид, что одержима дьяволом или что-то в таком духе.
В тот день по Столлери так и гуляло эхо всевозможных репетиций – причем не одни лицедеи лицедействовали, проходили и официальные приготовления. Миссис Балдок и мисс Семпл оторвали горничных от актеров-лакеев, а горничных-актрис выудили из лифта и забрали наверх, чтобы натаскать там как следует. Мистер Амос отвел мистера Прендергаста и всех лакеев в вестибюль и стал там учить, как надлежит встречать гостей. Заарканили мистера Смайзерса и заставили изображать гостя; иногда его изображал Кристофер. Торжественный вход удавался Кристоферу как нельзя лучше. Я по большей части торчал на лестнице, постигая искусство управляться с десятком пустых чемоданов, которые где-то раздобыл мистер Амос, чтобы изобразить багаж гостей. Мистер Амос заставлял меня затаскивать их в лифт по две штуки и развозить по нужным спальням. У меня всякий раз уходила на это целая вечность. Если в лифте мне не подворачивался Хьюго, там непременно оказывалась парочка актрис, на вид совершенно обессиленных.
– Если меня заставят застелить еще одну постель или собрать еще один завтрак на подносе, я свалюсь с ног, милочка!
– И зачем эта мисс Семпл все пересчитывает? Она что, принимает меня за воровку, милочка?