Сказочные самоцветы Дагестана

Александр Назаревич Сказочные самоцветы Дагестана

Волшебный мир народной выдумки

Нет необходимости в этой книге знакомить читателя с родиной известных мастеров народнопоэтических богатств. Страну Шамиля, страну поэтических преданий, поразивших ещё Льва Толстого, страну Сулеймана Стальского, Эффенди Капиева, Расула Гамзатова знают все. Как в книге о Хаджи-Мурате в одно живое дыхание слиты и поэзия, и суровая действительность гор, так и в художественном творчестве горцев неразрывно переплетены правда жизни и зыбкость вымысла, неторопливая мудрость и быстрокрылая мечта, терпкая старина и светлое ощущение будущего.

Неповторимый, полный национального своеобразия мир горской поэзии был порожден и талантом народа, и его нелёгким прошлым. Собирая материалы к «Хаджи-Мурату», Толстой записал: «Песня о Хочбаре – удивительная!» Но талант народа проявился не только в песне. Своеобразна и богата и дагестанская сказка.

Исследователи начали интересоваться ею поздно – первые, к сожалению редкие, записи и публикации относятся только ко второй половине прошлого века. Их можно найти, главным образом, в трудах учёных, изучавших многочисленные дагестанские языки. Только в советское время, после выступления Горького на съезде писателей и его известного письма к Сулейману Стальскому началось широкое собирание поэтических сокровищ Страны гор. Сейчас и в Дагестанском филиале Академии наук СССР, и в Дагестанском университете хранится уже огромное количество записей сказок, вышло много сборников, имеется немало обобщающих работ.

Сюжеты сказок во многом интернациональны. Но интернациональное в фольклоре всегда проявляется в национальных формах. Дагестанская сказка даёт этому огромное количество примеров. В предлагаемом вниманию читателей сборнике составитель постарался представить всё в этом отношении самое характерное.

Национальное проявляется в характере сказочной фантастики, в сюжетном составе сказок, в их конкретном содержании, во многих чисто горских деталях, в художественной форме сказок. Национальное, особенное и составляет эстетическое своеобразие сказки. Это особенно переливается всеми радужными гранями горских самоцветов потому, что дагестанская сказка многоязычна – она веками развивалась даже на языках одноаульных, бесписьменных народностей.

Причудлив, фантастичен мир персонажей и волшебных диковинок горской сказки. Фантастическое переплетается с условным сказочным реализмом, по-своему отражает действительность и стремится воздействовать на неё.

Сказка передавалась от поколения к поколению, и мастера сказки шлифовали её, отсеивали ставшее неактуальным. Она многослойна. В ней – и традиционное, древнее, и молодое. В расположении материалов этого сборника мы стремились как-то систематизировать старое и новое, сопроводив каждый раздел краткими, самыми необходимыми обобщениями. Но, конечно, об исторической классификации состава сказок можно говорить только условно – сказки, отражая какие-то черты и доклассового общества, и феодальной эпохи, и нового времени, сами по себе мало историчны. Живая, все время меняющаяся действительность, трудовая и социальная проблематика, чаяния и ожидания народа отражены в сказках по-своему и никак не напоминают летопись, даже разукрашенную фантазией.

В волшебный мир образов и причудливо выраженной мечты горцев читателя должна повести сама сказка.

А. Назаревич

Следы ведущие вглубь веков

Странно – на языке легов понятия народной поэзии и резьбы по камню – одного корняь. Разве живое слово сравнимо с резцом?

Эффенди Капиев

Медвежий сын (Аварская сказка)

Были не были человек и старая матёрая медведица. Был у них сын.

Сила у него была медвежья, ум человечий. Когда сын подрос, человек сказал:

– Хочешь ли уйти из звериной пещеры и побывать среди людей?

– Хочу, – ответил сын.

– Если хочешь, тогда скажи матке, чтобы она на ночь легла у края пещеры, а нас уложила спать в глуби.

Пещера была над обрывом, человек ночью толкнул зверя, и медведица разбилась.

Наутро отец и сын бежали в родной аул. Сын подрос, стал еще сильней и однажды просит отца:

– Хочу я странствовать по свету, отец. Раздобудь мне железную палку толщиной с дуб.

Пошёл отец к кузнецу, а кузнец удивился: да кто ж, – говорит, – мне такую махину на наковальне разворачивать будет?

– Я буду, – сказал юноша.

Кузнец только диву даётся, – там, где и десятерым не под силу, медвежий сын железную дубинку одним пальцем ворочает.

С железной дубиной в руках и пошел медвежий сын по белому свету, себя показать и людей повидать.

Перевалил он свою гору, обошёл чужую, приходит в незнакомый аул. Увидел на краю аула старуху и спрашивает:

– Как у вас, бабушка, здесь прохожих размещают – по богатству или по очереди?