Сказочный корабль

Вероятно, глава Соул Сити ощущал непреодолимую потребность ставить на место любого белого — кем бы тот не был. Он хотел ясно показать, что он, Элвуд Хаскинг, черный, был не хуже любого белого.

Душу Хаскинга разрушила та же система, что в той или иной степени разрушила души почти всех американцев — черных, белых, красных или желтых.

Неужели этот путь — единственный? Вечная ненависть, свирепая борьба на протяжении бог знает скольких тысячелетий жизни в долине Реки.

В этот момент, только на одно мгновение, Сэм готов был уверовать в справедливость доктрины Второго Шанса. Если им известен путь из этой тюремной клетки ненависти, нужно слушать только их. Ни Хаскинга, или Джона Ланкастера, ни Сэма Клеменса и никого другого, кто потерял мир и любовь. Пусть миссионеры Второго Шанса будут вести...

Но он не верит им, напомнил он себе. Они подобны всем другим религиозным исцелителям Земли. Нет сомнения, что некоторые из них стремились к добру. Но истина была недостижимой для них, поэтому не имеет значения, что они провозглашали на словах.

Внезапно Хаскинг прервал свою речь. Сэм сказал:

— Ну, хотя мы и не планировали послеобеденный обмен речами, я благодарю вас, синьор Хаскинг, за то, что вы вызвались добровольцем. Мы все также благодарны вам за отсутствие явного намерения получить с нас плату по всем пунктам счета. Наша казна в данный момент пуста.

— Вы любите делать шутки из всего, не так ли? — заметил Хаскинг. — Ну, ладно. Как насчет небольшой прогулки? Мне любопытно взглянуть на ваш большой корабль.

Сэм забыл свой гнев и обиды, пока вел Хаскинга через фабрики и мастерские к Кораблю. Даже законченный только наполовину, он был великолепен. Наиболее прекрасное творение, которое он когда-либо видел. Даже, подумал он, даже... да, даже прекраснее лица Ливи, когда она первый раз сказала, что любит его.

Хаскинг не впал в экстаз, но, очевидно, Корабль произвел на него впечатление. Однако он не смог удержаться от язвительных комментариев по поводу царившего вокруг опустошения.

Незадолго перед ужином Сэму пришлось отлучиться. Неизвестный, который причалил к берегу на небольшом судне, попросил встречи с правителем этой земли. Так как принимавший его охранник был человеком Клеменса, он вызвал Сэма. Тот прибыл немедленно на одном из двух джипов, законченных только неделю назад; двигатели этих машин работали на спирту.

Стройный молодой блондин с приятной внешностью поднялся навстречу Сэму, когда он вошел в помещение береговой охраны. Юноша представился на эсперанто как Вольфганг Амадей Моцарт. Сэм обратился к нему на немецком, заметив, что молодой человек говорит на мягко звучащем верхнегерманском диалекте. Его речь содержала слова, которых Сэм не понимал; очевидно, это были австрийские выражения восемнадцатого века.

Человек, называвший себя Моцартом, сказал, что он жил в двадцати тысячах миль вверх по Реке. Он слышал о Корабле, но причиной его длительного путешествия были известия о том, что на судне предполагается создать оркестр и проводить музыкальные занятия для удовольствия пассажиров. В течение двадцати трех лет, проведенных в этом мире, лишенном необходимых материалов, Моцарт испытывал настоящие страдания. Здесь единственными музыкальными инструментами были барабаны, деревянные флейты, свирели и грубое подобие арф, сделанных из костей и кишок речных рыб. Моцарт услышал о разработке метеоритного железа, о гигантском Корабле и его оркестре с настоящим роялем, скрипками, флейтами, трубами и прочими чудесными инструментами, которые он знал на Земле, а также другими, изобретенными после его смерти в 1791 году. И вот он здесь. Найдется ли для него место среди пассажиров Корабля, любителей музыки?

Сэм питал уважение к классической музыке, хотя и не являлся ее пылким поклонником. Однако он затрепетал, встретившись лицом к лицу с великим Моцартом. Если этот человек был Моцартом. На Реке встречалось так много самозванцев, объявлявших себя то единственным и истинным Иисусом Христом, то чародеем Барнумом, что он не мог верить человеку на слово. Ему уже встретились три Марка Твена.

— Случилось так, что прежний архиепископ Зальцбурга является гражданином Пароландо, — сказал Сэм. — Хотя когда-то вы были в плохих отношениях, насколько я припоминаю, уверен, что сейчас он будет рад видеть вас.

На лице Моцарта не выступили ни бледность, ни румянец. Он кивнул головой и сказал:

— Наконец я встречусь с кем-то, кого знал во время своей жизни! Поверите ли, я...