Я с трудом разлепил глаза и понял, что утро хотя и раннее, но какое-то совсем не доброе. Я лежал на широкой кровати в просторной и светлой комнате. Голова моя представляла собой бетономешалку, в которой перекатывалась одна сухая щебенка без воды, песка и цемента. Глотка напоминала пустыню Сахару в самый засушливый год. В изголовье моего одра сидели Катька и Баба-яга.
— Проснулся, наконец, — констатировала моя супруга, пытаясь при помощи холодного мокрого полотенца остановить вращение бетономешалки.
— Ой, Ваня! — всплеснула руками бабуля, — как же тебе вчера худо было!
— По-моему, сейчас еще хуже, — не узнавая своего голоса прохрипел я.
— А мы-то вчерась ужо чего только не делали! — продолжала старушка. — И носки старые нюхать давали. И водой с мухами тебя отпаивали…
— С какими мухами?! — я посмотрел на Катьку, но та лишь развела руками, дескать инициатива Бабы-яги, а ей перечить бессмысленно.
— С жирными мухами, навозными, — пояснила как ни в чем не бывало старушенция.
— Зачем это?
— Дык ить думали, может, тебе противно станет, так стошнит хотя бы. И полегчает.
Но мушиный коллоидный раствор начал оказывать свое действие только сейчас. Моментально забыв о своей бетономешалке, я вскочил с кровати и выбежал из светелки, пытаясь срочно найти туалет. Навстречу мне шел Мельников-Колобков. Он был очень взволнован и хотел что-то сказать, но в данный момент мне, простите, было не до него. Одной рукой я зажал себе рот, другой замахал на ошарашенного эфэсбэшника и скрылся в маленькой комнатке поговорить с белым другом.
Вернувшись назад, я спросил у Яги:
— А какого-нибудь более действенного снадобья от похмельного синдрома у вас нет?
— Как же нет, касатик, есть, конечно!
Она протянула мне стакан с мутной жидкостью, который уже наготове держала в руке.
— А это… Без мух, я надеюсь.
— Да полно тебе, ужо пошутила я насчет мух-то. Зато вона как сработало. А энто зелье, его на очищенный желудок принимать надо. Пей, яхонтовый.
Я залпом выпил сладковатую жидкость, похожую на брагу, слегка отдающую анисом и лимоном. Буквально через минуту я напрочь забыл про свою бетономешалку, во рту было ощущение прохлады альпийского ручья, взор стал чист и зорок, а ясность ума такая, что если бы Эйнштейн не открыл еще свою теорию относительности, я бы сейчас сделал это вместо него.
В дверь без стука вломился все еще чем-то взволнованный Колобков-Мельников, за ним плелся Мокус в состоянии совершенно глубокого транса. Вид у него был такой, словно его приговорили к пожизненному заключению, расстрелу и повешению одновременно. Это, что ли, тоже с бодуна? Вроде бы он и не пил совсем. Я посмотрел на Бабу-ягу, нет ли у нее второго стакана этой замечательной поправляющей жидкости.
— Они мертвы, — выпалил Мельников. — Обе! Кто-то свернул им шеи!
— Это не я, — тут же стал оправдываться Мокус замогильным голосом. — Клянусь, я ничего не сделал, только вошел.
— Кто мертвы? — не сразу врубился я. — О ком речь?
— Вика с Никой! Им свернули головы!
Несмотря на ясность ума, я с полминуты ничего не мог сообразить. Потом расхохотался.
— Что тут смешного? — недоуменно округлил глаза Игорь Геннадиевич. — Два трупа! Молодые девушки, им бы еще жить да жить!
— Они не девушки, — сквозь смех и слезы выдавил я.
— Да хоть бы и так, никто же от них не требует, чтоб они до старости оставались невинны. Но не могли же их за это убить!
— Они не убиты, — справился я, наконец, с приступом смеха. — Ребята, я все понял. Это роботы, их подослал Кощей Бессмертный.
— Роботы?
— Ну да.
Я вспомнил, с какой неестественной силой и ловкостью эти хлипкие на вид девчонки дрались с разбойниками, вспомнил, как в прошлом году Кощей сотворил биоробота — точную копию Шема Ханской принцессы. Это была очень совершенная модель, она могла не только двигаться, есть, пить и разговаривать как человек, но и имела характер своего прототипа и его манеру поведения. А когда у нее кончилась батарейка, она тоже валялась со свернутой шеей.
— Жесть! — хрипло выдавил Мокус.
— Их можно оживить… в смысле, включить. Заставить функционировать, — и я вкратце рассказал, как это сделать: — Надо повернуть переключатель в левой груди и вдохнуть им воздух через рот. Ну, как искусственное дыхание.
Поскольку сам я уже заклялся менять батарейки у роботов, к тому же и Катька вряд ли одобрила бы мои действия даже по отношению к механическим куклам, я предложил операцию по оживлению провести Мельникову и Мокусу. Мы направились в комнату, где поселили девчонок.
— Чушь собачья! А это точно поможет? — с сомнением в голосе спросил эфэсбэшник.
— Точно-точно.
— Ну хорошо, — он стал приводить в чувство Вику, а Мокус — Нику.
Вика пришла в рабочее состояние первой. Она обхватила Мельникова руками и присосалась к нему. Тот мычал и отбивался, наконец ему удалось освободиться от пылких объятий. Вытирая рукавом губы, он окинул нас смущенным взглядом, а Вика произнесла: