Дождь не прекращался всю ночь. Мы спали практически в луже и вымокли насквозь. Утром мы набрали дров и развели большой костер, чтобы обогреться и просохнуть, а для борьбы с простудными заболеваниями приняли немного топлива для горелки. Вскоре выглянуло солнце, что оказалось весьма кстати. Нам предстояло просушить вещи, а главное — баллон воздушного шара, и устранить повреждения, вызванные вчерашней аварийной посадкой.
Продолжить прерванный полет удалось только после обеда. Ветра практически не было, мы поднялись повыше и запустили мотор, чтобы поскорее миновать Непроходимый лес, который тянулся под нами сплошным ковром до самой линии горизонта. Я достал карту, раздобытую Лешеком в Стольнограде. За вчерашний день, точнее — вечер и половину ночи, мы преодолели двести с небольшим верст. Лес простирался почти на пятьсот. Внизу не было видно ни просеки, ни полянки, ни тропиночки — похоже, лес действительно непроходимый, потому что через него попросту никто не ходит. Считалось, что тут полно всякой нечисти — упыри и вурдалаки, бесы, трясы, морусы и даже сам Вий.
Около половины тысячелетия назад существовал некий проход через лес, но в ту сторону по нему никто не ходил, им пользовались исключительно воинственные кочевники, причинявшие немало хлопот населению теперешней Алмазной Долины. Больше всего доставалось самому сильному тогда Тридевятому царству. Последним и самым жестоким воителем, совершившим кровавый набег был легендарный Бабай, но после разгрома его войска на Чибисовом поле белые маги заколдовали проход и сделали лес непроходимым.
Племена варваров и теперь обитают в степи за лесом, но народ знает о них лишь понаслышке. Говорят, что у них три глаза, лошадиные ноги и хвосты, длинные как кнуты, этими хвостами они якобы ловят скот. Бытует и такая версия, что они — полулюди-полукони, что-то типа древнегреческих кентавров. Несколько десятков землепроходцев за последнюю половину тысячелетия проникали в эти степи в обход Непроходимого леса, северной стороной, через Скалистые горы, но назад возвратились немногие. Существуют ли где-то отчеты по результатам этих экспедиций, никому не известно, очевидно они засекречены, правда, непонятно, с какой целью. Кем и как была составлена карта, по которой мы ориентировались, тоже оставалось загадкой. Сомнение вызывало и то, насколько она точна.
Определить на глазок скорость, с которой плыл наш корабль, занятие почти бесполезное, но к вечеру, точнее к закату, впереди показалась степь, а когда совсем стемнело, лес под нами кончился. Теперь можно выключить мотор, посидеть чуть-чуть в тишине и хоть обмолвиться словечком друг с другом — разговаривать при работающем двигателе просто невозможно, поскольку глушитель Емеля еще не придумал. Но прежде чем расслабиться полностью, необходимо было еще понять, какой силы и какого направления дует ветер. Если мы ляжем в дрейф, не отнесет ли он нас назад, к Непроходимому лесу, который в темноте представлял довольно зловещее зрелище. Его чернота изредка озарялась голубоватыми вспышками и всполохами, до нас доносились какие-то причудливые звуки, не то стоны, не то скрип, издаваемые то ли трущимися друг о друга деревьями, то ли неизвестными в природе животными.
— Да, — сказал Лешек, — нечистой силы там хватает…
— Вот так и отпусти тебя одного, — шепнула мне на ухо Катька. — Наверняка уже какую-нибудь берегиню оттуда с собой прихватил бы.
— За ней еще вниз надо спуститься. А мне этого делать как-то не особо хочется.
Мы еще некоторое время зачарованно смотрели вслед этому уплывающему таинственному миру. Через полчаса, убедившись, что ветерок достаточно свежий и попутный, мы оставили несчастного Лешека дежурить у горелки, а сами отправились спать в нашу парусиновую «каюту».
Эта ночь выдалась спокойной, тем не менее проснулся я довольно рано, что бывает со мной крайне редко, поскольку я не просто «сова», а «Сова» с большой буквы. Едва рассвело, я вылез из нашего кубрика. Снаружи было довольно зябко, даже парило изо рта. Лешек сидел на мешке с балластом, кутаясь в лоскутное одеяло, и тупо глядел в пламя горелки. Я провел рукой у него перед глазами, проверяя вменяем ли он или впал в прострацию.
— Я не сплю, — не шевелясь и не моргая, проговорил наш вахтенный.
— Может, пойдешь, вздремнешь чуток? — предложил я ему.
— Уже не хочется. Если б на часок пораньше…
— Ну уж извини.
— Да ладно.
Я посмотрел вниз. Степь под нами была покрыта легкой пеленой тумана, Непроходимый лес остался далеко позади и в белесой дымке был почти не виден. Высоту полета я оценил примерно в километр. Чуть убавив пламя горелки и слегка стравив теплый воздух из шара, я опустил наш летучий корабль пониже. Через полчаса стало немного теплее, но скорость полета при этом снизилась.
— Ну что, я предлагаю устроить общую побудку, — с этими словами я запустил мотор.
Первым из кубрика выбрался Герман, а потом и Катька. Она что-то сказала, слов я не разобрал, но интонация была недовольной.
— Чего-чего?
— Завтракать в таком шуме я не могу! — крикнула она.
— Ладно, полчаса подрейфуем в тишине.