Сказы и байки Жигулей

Приснился как-то раз ему Михаил, одетый в новую рубаху, и говорит:

– Хочешь, чтоб я на землю спустился, в шахматы тебя обыграл? Езжай в таком случае в Самару. Купи у цыгана, у которого серьга на левом ухе висит, катушку ниток!

Ладно, так и быть. Взял Фёдор десять рублей – всё, что у него накоплено было. Добрался до Самары и встретил цыгана с серьгой. Держит тот катушку ниток, прячет улыбку в чёрные усы...

– Сколько за неё просишь?

– Десять рублей.

– Да она и пятиалтынного не стоит!

– Не хочешь, не покупай.

Вспомнил Фёдор наказ, что непременно у цыгана с серьгою купить нужно, и купил.

Идёт он на волжскую переправу, смотрит улыбчивым взглядом на людей. Скорую встречу со своим другом предвкушает!

Подходит к Фёдору городовой. Мундир на нём белый, штаны синие, обут в скрипучие сапоги. Крутится возле городового рыжая девка, словно юла.

– Покажи, что в кармане несёшь!

Фёдор показал.

– Твоя катушка? – спрашивает девку городовой.

– Моя!

Засвистел тут городовой в свисток, свидетелей призывая…

– А ну, следуй за мною, господин вор!

Провёл Фёдор очередную ночь в полицейском участке, под голову сапоги вместо подушки положив. Наутро рыжая девка является, горячие блины ему несёт.

– Портить судьбу тебе не стану, но на поруки возьму, – заявляет Фёдору девка. – Потолок в моём доме побелишь, покрасишь, как следует, полы!

Белит Фёдор потолок, а девка возле него платьем шуршит, как мышка. Пронесётся по комнате из угла в угол, оставив запах духов. То чай горячий принесёт, то конфету в карман Фёдору сунет!

День провёл Фёдор возле женского опасного огня, другой, на третий и сам загорелся. Обвенчались молодые в ближайшей церкви. Зажили, как две ласточки, дружно.

Родила ему супруга, когда срок этому пришёл, мальчишку. Фёдор его Михаилом в честь своего друга назвал.

Подрос немного Михаил и стал на своего тёзку, как два пшеничных зёрнышка, похож. Никто игре в шахматы его не учил: сам научился. Сядет, бывало, с отцом играть – раскалённой кочергой от доски не отгонишь!

Прошение на Высочайшее имя

Давным-давно случилась эта история. Помнят её лишь горы Жигулёвские, дорога, ведущая в село Шигоны, да сосны в обхват шириной, растущие вдоль той дороги.

В погребе знахаря Луки из села Шигоны жил человеческий скелет. Да, да, мой читатель: я не оговорился. Именно жил, а не лежал в сыром помещении тихим кладбищенским инвентарём!

Целыми днями ходил тот скелет из угла в угол, костьми на поворотах гремя. Погреб-то рыли широко: было, где развернуться. Если со стороны на хождения эти посмотреть – занят был делом, как чиновник. Но нет, ходил просто так, из уважения к самому процессу. Ощущая радость от того, что производил своим движением ветер!

Три раза в день открывался лаз, и в погреб летели столовые объедки. Скелет, понятное дело, их не ел. Зачем ему еда, если нет желудка? Доставались объедки в полном составе мышиной братии, обитавшей в соломенном тюфяке. А бросались объедки в погреб вот для чего. Всякий раз, их увидев, скелет вставал на колени и жалобно причитал:

«Поделом мне, бывшему дворянину, с мужицкого стола объедки достаются. Слишком скупым при жизни я был!»

Знахарь тот скелет как местному люду, так и приезжим за большие деньги показывал. Зрелище, конечно, незабываемое: такое и в Питере, и в Москве навряд ли увидеть можно!

И вот повадился смотреть тот скелет чиновник, приехавший из Костромы. Раз посмотрел, другой, а после взял, да и украл, дождавшись удобного случая. Доставил скелет в ближайшую рощу и с нежностью, какая только возможна в мужчине, сообщил:

– Ну, здравствуй-здравствуй, мой братик родной!

А скелет того чиновника обнимает, в бледные губы поцеловать норовит.

– И зачем ты только, братик, меня разыскал? Жил бы да жил в своё удовольствие, прошлой жизни не помня!

– Я, – отвечает ему чиновник, – долги твои сторицей людям верну. Будет тебе, братик, спаться спокойно в могиле!

Зарыл чиновник скелет под берёзой, сделал пометку на коре и пошёл по окрестным сёлам милостыню людям раздавать.

Сначала одежонка кое-какая немудрёная, медная денежка на милостыню пошла. А как раздал чиновник своё имущество, стал вдруг серебряную посуду, пистоли с костяными узорными ручками да крупные ассигнации людям дарить.

Вскоре в имении графа Орлова-Давыдова, которое неподалёку, в селе Усолье находилось, обнаружилась крупная пропажа. Чиновника поймали, признали душевно здоровым и стали судить. Насчитали ему, по всем царским законам, семь лет каторги.

Так бы и пришлось этому чиновнику дороги Сибири не по карте географической, а по столбам полосатым изучить. Да вмешался в эту историю сам граф Орлов-Давыдов, подал прошение на Высочайшее имя. В результате отправили на каторжные работы в Сибирь не чиновника, а знахаря Луку.

А чиновник, приехавший из Костромы, угодил в дом для престарелых людей, находившийся в Самаре. Где комнаты для лиц, принадлежавших дворянскому сословию, были меблированными, медные ручки до блеска начищены зубным порошком и где недурно кормили.

Закрытая карета