Он весьма выразительно посмотрел на Гудмэна, стараясь не дать англичанину усомниться: в случае продолжения ухаживаний за Алисой сия процедура ждёт и его. В империи, особенно после предложения обер-прокурора Синода причислить государя императора к лику святых ещё при жизни (благо не оставалось сомнений в нетленности его тела, благочестии и совершённых чудесах), геев чуток прижали. Им запретили заводить домашних животных, мотивируя тем, что в зоопарке Нью-Йорка после вахты сторожа с нетрадиционной сексуальной ориентацией слюбились два пингвина,[25] и также исключили возможность гей-парадов в центре столицы, благо государь понимал под парадами сугубо выезд военной техники, а у мужеложцев таковой не имелось. Далее под фальшивым предлогом «во избежание несчастных случаев на производстве» геев подвергли грубой дискриминации: отныне они не могли больше работать на фабриках, заводах или водить трактор в деревне – посему им пришлось прозябать на должностях в правительстве, церкви, шоу-бизнесе и на телевидении.
Со стороны послышалось уже привычное покашливание.
– Простите, господа, – сказал Хайнц Модестович. – Я хочу сделать заявление.
– Вы гей и собираетесь попросить политического убежища? – обрадовался Гудмэн.
– Нет, сударь, вы ошиблись, – сухо ответил Шварц. – Однако, прочитав данные свежего исследования, я должен констатировать – сделав тест ДНК и сосредоточившись на анализе возраста и территориальной принадлежности морской воды, вы почему-то пропустили одно обстоятельство. А именно – внутри трупа покойной присутствует, помимо её собственной, другая ДНК. Чья именно, я сейчас и хотел бы разобраться.
Гудмэн снисходительно махнул рукой:
– Сэр, это немудрено. Всё же девушка умерла примерно сто лет назад, а понятие о стерильности тогда было относительным. Могло случиться всякое, особенно учитывая, что останки трогали руками без медицинских перчаток все кому не лень…
Хайнц Модестович посмотрел на Гудмэна с чисто немецким ледяным презрением.
– Увы, экселенц, ситуация не так проста, как кажется при дилетантском подходе, – вставил он шпильку, вызвав взрыв радости в сердце Каледина. – Посторонняя ДНК, как я вижу невооружённым глазом, не является человеческой. Почему, вы можете сказать?
Алиса между тем тоже усиленно всматривалась в копии документов. Каледин сделал ставку, что она обязательно полезет в яблозвон, и не ошибся. «Бабы такой народ, – мысленно пофилософствовал он. – Небось в Инстаграме сейчас пару фоток вывесит, какая она крутая – в зарубежной командировке, с безлимитной золотой кредиткой. Вот интересно, почему мне золотую кредитку не презентовали ни разу? Сиди на работе, разгребай бумаги, козлов стреляй при задержании. Ах да, однажды почётную грамоту дали и благодарность выразили. Как всё это надоело. Вернёмся, зайду к шефу и…»
Бывшая жена беззастенчиво прервала его мысли.
– Всё верно, ДНК не принадлежит человеку, – сказала она. – Однако, если верить статье на сайте Академии наук, она совпадает с… Нет, я не хочу озвучивать, иначе вы посчитаете меня сумасшедшей. Пожалуйста, подойдите ближе и взгляните сами. Один в один.
Каледин уловил в её голосе дрожь. Это случалось с Алисой чрезвычайно редко.
Почти никогда.
Глава 5
Сахарный лосось
(гдѣ-то въ серединѣ современной Финляндiи)
Отто Куусинен с глубоким отчаянием призвал на помощь всё своё мужество. Этого чувства, однако, в нём хватило ровно на шесть секунд, после чего президент Финляндии, проклиная себя за слабость характера, всей пятернёй полез в вазочку на столе и вытянул оттуда самую большую шоколадную конфету. За неконтролируемое пристрастие к кондитерским изделиям Отто имел в стране прозвище Сахарный Лосось – благо в соседней Российской империи он являлся владельцем заводов по разведению форели и сёмги. Куусинен издавна страдал сахарным диабетом, весил 140 килограммов, любил выпить и попариться в сауне – как и все финны. Однако при виде шоколада едва ли не терял сознание.
Конфета исчезла во рту президента, министры сделали вид, что заняты, и деликатно уставились в документы.
– В эту тяжёлую для нас годину, – с надрывом заговорил Отто, прожевав, – каждый должен задать себе вопрос – а что именно он сделал во имя Финляндии, для укрепления патриотизма?
Ответа, как обычно, долго ждать не пришлось.
– Господин президент, я перекрасил свою чёрную собаку в белый и голубой цвета, как наш государственный флаг, – доложил министр внутренних дел. – Теперь, когда она гордо вышагивает по мостовой, прохожие осознают: кремлёвской агрессии не пройти, мы спутали коварные планы соседней империи по порабощению наших свободных граждан!
Послышались возгласы восхищения, аплодисменты и крики: «Боже, какой патриот!»