Скелет (ЛП)

— Если бы я знал, что в прошлом у тебя был коллапс легкого, я бы потащил тебя к врачу еще раньше. Я должен был сделать это в любом случае.

Ошеломленный взгляд, который, должно быть, не скрыть на моем лице, похоже, не нравится Джеку. Это никак не смягчает гнев, что морщит его лоб и темнеет в глазах.

— Хорошо… но это швы, Джек.

— Мне все равно.

Он отодвигается от стола и встает с плавной грацией. Я поворачиваюсь на своем сиденье, чтобы посмотреть, как Джек уходит, исчезая в тени коридора, ведущего в ванную на первом этаже. Он возвращается через несколько мгновений с серебряными ножницами, пинцетом и спиртом, зажатыми в одной руке, и стерильными марлевыми тампонами в другой. Джек садится за стол напротив меня и отодвигает локтем свою тарелку в сторону, раскладывая между нами инструменты.

— Иди сюда, — требует он, когда все разложил, как ему надо.

— Я еще не доела завтрак, — отвечаю я с приторной улыбкой и многозначительным взглядом на тарелку.

Джек отодвигается на краешек стула и похлопывает себя по бедру. Злобный блеск скрывает ярость, которая все еще тлеет в его глазах.

— Я сделаю так, что это будет стоить потраченного времени.

Я прищуриваюсь и обмакиваю клубнику в кленовый сироп, не торопясь размазываю ее по тарелке, прежде чем поднести к губам. Воздух между нами, кажется, потрескивает от статического электричества, Джек следит за каждым моим медленным и целеустремленным движением.

— Действительно?.. Как же?

— Иди сюда и узнай, — взгляд Джека опускается на мои губы, пока я с дразнящей медлительностью жую клубнику. Моя улыбка — вызов, который зажигает серебряное пламя в его глазах. — Лилль Мейер…

— Доктор Соренсен.

— Пожалуйста.

Моя улыбка увядает.

Любому другому Джек показался бы таким же суровым и устрашающим, как минуту назад. Но я вижу разницу в его глазах. Желание омрачает их. Есть потребность, что-то глубокое, что-то чуждое и незнакомое, вопросы, с которыми он борется. Потребность одновременно защищать и разрушать. И вся эта энергия направлена на меня.

Я опускаю столовые приборы и кладу их на свою тарелку, не отрывая взгляда от Джека. Жаль, что я не могу сказать ему, что он не найдет во мне никаких ответов, что я тоже не знаю, куда девать свою энергию. Все мои ожидания относительно жизни были разрушены в тот день, когда мы встретились. Они разрывались на части каждый раз, когда я собирала их заново. И сейчас ничего не поменялось. Я ничего так не хотела, как заставить Джека страдать, и теперь он рассматривает это желание в новом свете, как призму на солнце. Теперь все выглядит по-другому, когда мои желания оказываются в его власти.

Но я ему этого не говорю.

Я просто стою, наши взгляды сливаются, пока я не беру его протянутую руку и не поворачиваюсь, чтобы сесть к нему на колени.

Руки Джека обвиваются вокруг меня, его дыхание согревает мою шею, когда он кладет подбородок мне на плечо, его внимание поглощено моей рукой, он с нежной грацией переворачивает ее, чтобы осмотреть крошечные черные узелки, которые следуют за красной полосой заживающей раны. Он смачивает марлевый тампон спиртом для протирания и протыкает рядом с неровным порезом, не торопясь с тем участком, который заживал дольше всего, струп все еще толстый и красный. Когда он, кажется, удовлетворен, то тянется за маленькими металлическими ножницами и пинцетом, лежащими на столе.

Я наклоняю к нему голову, чтобы его дыхание согревало мою щеку, и наблюдаю, как он перерезает нить. Ощущение волокна, скользящего по коже, одновременно необычное и странно приятное. Когда первый стежок снят и отложен в сторону на выброшенной марле, Джек запечатлевает долгий поцелуй на пульсе у меня на шее. Затем он переходит к следующему.

— Больно? — спрашивает Джек, когда убирает вторую нить, а затем перерезает ее.

— А ты хочешь, чтобы было больно?

Джек на мгновение замирает, прежде чем распустить стежок. Когда откладывает его на марлю, он поворачивает ко мне голову, его дыхание смешивается с моим.

— Тебя не смутит, если я скажу «да»?

Я одариваю его горько-сладкой улыбкой, мои глаза задерживаются на его губах, пока я ищу любую причину, чтобы сказать «хорошо», но я уже знаю, что не найду ни одной.

— Ты знаешь, что я тебе доверяю. Нет, Джек, меня это не смутит.

Никто из нас не двигается. Ветивер наполняет воздух ароматом. Я наблюдаю, как его серебристые глаза скользят по моему лицу, между бровями появляется слабая складка.

— Почему нет?

— Ты такой, какой есть. Волк не верит, что он чудовище. Он принимает себя, — говорю я, слегка пожимая плечами под его подбородком. — Ты цепляешься за какую-то идею о том, каким ты должен был быть, потому что тебе так сказали. Из-за своего окружения. Это слой мира, в котором нам приходится жить, поэтому нужно маскироваться, чтобы выжить. Но это не единственный слой мира. Я знаю, какой слой наш. На самом деле я знаю его довольно хорошо несмотря на то, что может подумать какой-то там важный серийный убийца, — Джек одаривает меня слабой улыбкой, которая длится недолго. Его пристальный взгляд охотника впивается в меня. — Я не вижу монстра, Джек. Я вижу волка.