Скелет в семейном альбоме

– Примечательный год: Брежнев пришел к власти, Желомкина начала действовать.

– В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году Вероника Желомкина, в возрасте двадцати четырех лет, зарезала своего сожителя. Причина конфликта – ревность. В карточке по ее учету ничего не сказано, кто кого приревновал. Наверное, Желомкина своего хахаля с бабой застукала. За убийство на почве личных неприязненных отношений она была осуждена по статье 103 УК РСФСР к восьми годам лишения свободы. Срок отбыла от звонка до звонка. При освобождении поменяла имя на Вероника.

– В смысле, поменяла?

– При рождении ей дали имя Вера, но она всегда себя называла Вероникой. Отбыв срок, она попросила начальника колонии изменить ее имя в документах с Веры на Веронику.

– И что дальше?

– По выходу из колонии Желомкиной выдали на руки справку об освобождении, где ее имя было записано как Вероника. На основании этой справки она получила паспорт и официально стала Вероникой.

– А если бы начальник колонии ее Прасковьей записал или Акулиной?

– Была бы Акулина. Здесь вот в чем суть, Андрей Николаевич. Как я думаю, начальник колонии и Желомкина имели между собой определенные договоренности: она не поднимала смуту, не мешала работе лагерной администрации, а он шел ей на уступки в мелочах. При освобождении Шахини в административно-учетной части колонии в ее личное дело вложили справку, что паспорт Желомкиной утерян, и выдали ей документы на имя Вероники. Тут ничего особенного нет. Жизнь за колючей проволокой имеет свои особенности.

– Давай дальше!

– Один момент! В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году, во время отбытия наказания, Желомкина родила девочку. Ребенка у нее изъяли и поместили в дом малютки, а позже перевели в детский дом. О дочери Вероники Гавриловны у меня только одна пометка – она была убита во время пьяной драки в тысяча девятьсот восьмидесятом году.

– Никто не интересовался у Желомкиной, от кого она родила?

– Андрей Николаевич, рождение ребенка в женской колонии – это ЧП! Руководство колонии пойдет на все, чтобы замять инцидент.

– От кого она могла забеременеть?

– Скорее всего, от кого-нибудь из работников лагерной администрации родила. Причем родила целенаправленно. Ее ведь могли заставить аборт сделать.

– Пошутил, что ли? Она себе крест на плече каленым железом выжгла, кто бы ее к аборту принудил? Забавная сложилась бы ситуация, если бы она от самого начальника колонии родила.

– Все может быть. У меня есть фотография из ее личного дела тех лет. Показать?

Ключников вытащил из конверта черно-белую фотографию, протянул мне. Я посмотрел на оборотную сторону фотки. 1970 год. Желомкиной было уже тридцать лет, но выглядела она неплохо: приятные черты лица, волнистые темные волосы до плеч. Обычная женщина, по виду не скажешь, что опасная преступница.

– Александр Лукич, а как там, в зоне, мужики, зэчки…

– Я тебя понял, сейчас расскажу. Был у меня знакомый. Он раньше работал начальником штаба в женской колонии. Он говорит, что за все время службы ни к одной осужденной не прикоснулся, а мог бы каждый день женщин менять. Сам посуди, любой начальник в колонии может облегчить условия отбытия наказания. Например, вместо работы на промзоне назначить вечной дневальной по штабу. Посылки, свидания, новое нижнее белье. Все ведь от человека зависит. Если начальник отряда похотливый малый, то все новенькие женщины через его кровать пройдут.

– Вернемся к Желомкиной.

– В тысяча девятьсот семьдесят пятом году, в возрасте тридцати пяти лет, Шахиня осуждена во второй раз. Срок – восемь лет, статья 108 УК РСФСР, часть вторая. Во время пьяной ссоры зарезала своего нового сожителя. Освободилась в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году. В тысяча девятьсот восемьдесят шестом году Ключар предложил ей стать хранительницей общака. С тех пор она нигде не работала, вела праздный образ жизни.

– В чьей квартире она жила?

– После освобождения она встретилась с Лучиком. Похоже, что они были давно знакомы, и он обеспечил ее жильем.

– Блин, что у нас за страна! Вор в законе квартиры распределяет, сотрудники женских колоний свой личный гарем содержат…

Тут я на полуслове прикусил язык. Мне-то квартиру тоже левым путем сделали. Если бы не Валентина Павловна Журбина, ютился бы я в семейном общежитии до самой пенсии.

– Александр Лукич, в момент нападения в квартире Желомкиной находилась девочка двенадцати лет. Зовут ее Кислицына Лена. По всем признакам девчонка жила у Шахини и была членом ее семьи. О ней есть какие-либо сведения?

– Ничего нет. Племянник Желомкиной тебя интересует? У меня на него отдельная карточка. Тут, правда, три строки. Племянник – это сын ее родного брата. Брат помер в местах лишения свободы, сам племянник судим за воровство. Освободился в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году и переехал к тетке на постоянное место жительства. В тысяча девятьсот восемьдесят шестом году получил вторую группу инвалидности.

– Как я понимаю, у племянника была хорошая работа – день-деньской валяйся на диване, сторожи сумку с деньгами. Справку об инвалидности ему тоже Лучик сделал?