Скелет в шкафу

Он. Когда вас учили считать, вам говорили, что два плюс два – четыре, а трижды три – девять. Уверен, вы бы сочли чудовищным обманом попытайся кто-нибудь доказать вам, что два плюс два равняется двадцать, не правда ли?

Она. Не пойму, к чему вы клоните.

Он. Немного терпения, мисс; то, что я сейчас говорю, вам очень пригодится. Так вот, когда вы учились играть на спинете, оказалось, что без определенных правил овладеть этим инструментом невозможно, верно?

Она. Безусловно. Меня учили ударять по нужной клавише, а не по какой придется.

Он. Терпение, мисс, и вы станете философом. Итак, каким бы искусством или наукой вы ни овладевали, вас всегда учили следовать определенным правилам, верно?

Она. Совершенно верно.

Он. Прекрасно. Не кажется ли вам, мисс, что, овладевая искусством человеческой жизни, рассуждать следует точно так же? То есть не делать то, что заблагорассудится, а то, что следует. И то, что пойдет нам на благо.

Она. Пожалуй.

Он. Не «пожалуй», а именно так. И что же в этом случае будет с модой? Как может мода быть главным побуждением к действию? Вы же сами признали, что мода должна подчиняться законам жизни, а не наоборот; в противном случае мы пойдем наперекор Природе.

Она. Вы что же, хотите, чтобы я не следовала моде? Уж лучше не жить вообще, чем одеваться не по моде!

Он. Этого я не говорил.

Она. Что же вы в таком случае говорили?

Он. Поймите, мисс, принципы, которыми я руководствуюсь, никогда не позволяли мне жить в соответствии с модой. Право же, мисс, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы не видеть разницы между тем, что удобно, и тем, что необходимо.

Она. Послушали бы вы, что говорит о моде леди Нагл.

Он. С куда большим удовольствием я бы послушал старика Сократа, будь он жив. Откровенно говоря, леди Нагл меня мало интересует. Во всей Англии едва ли найдется хоть одно графство, где бы не было своей леди Нагл. Но, прошу вас, ответьте мне на мой вопрос, мисс.

Она. Задавайте ваш вопрос, сэр.

Он. Если вы хотите приобрести новый наряд, в какую лавку вы пойдете?

Она. Туда, где самые лучшие и разнообразные товары и самые услужливые и распорядительные продавцы.

Он. А если бы вы хотели обзавестись здравым смыслом и знаниями, в какую «лавку» вы бы тогда отправились?

Она. Вот оно что, сэр! Теперь-то я понимаю, почему вы завели этот разговор… Но, увы, у меня нет ни секунды времени, уже три часа, а мне еще надо переодеться, ведь я сегодня ужинаю с леди Нагл, миссис Блаж, капитаном Бесс Трепетом и еще двумя-тремя благородными особами. Ваша покорная слуга, добрейший мистер Мудр.

Презренный металл

Пусть же погибнет тот, кто их придумал…

Анакреон

Суббота, 2 мая 1752 года, № 35

Сэру Александру Дрокенсэру

Бедлам{51}, апрель 1752 года

Сэр,

нисколько не сомневаюсь, что, не дочитав и до середины письма, Вы согласитесь с выводом, к которому я пришел давным-давно: в месте, откуда я пишу, англичане содержат всех тех, у кого здравого смысла больше, чем у их соотечественников, гуляющих на свободе.

Как бы то ни было, хотел бы для начала сообщить Вам, что если Вы и в самом деле стремитесь к преобразованиям в нашем королевстве, Вы наверняка не добьетесь цели по той простой причине, что заблуждаетесь в средствах.

Согласно мнению врачей, для исцеления болезни необходимо распознать и устранить ее причину. То же и в отношении политики. Без этого мы можем в обоих случаях лишь облегчить участь больного – излечить же его не в наших силах.

А теперь, сэр, позвольте сказать Вам, что Вы совершенно не догадываетесь, не имеете ни малейшего представления, в чем истинная причина наших политических хворей. А потому, вместо того чтобы предложить средство для лечения заболевания, Вы не раз в ходе Ваших досужих рассуждений давали советы, которые в конечном счете лишь отягчали положение больного.

Знайте же, сэр, что только мне одному известна истинная причина царящего на земле зла. Мне стоило немало трудов и кропотливых исследований, чтобы найти объяснение наших продажности, распущенности и безнравственности, – и, следовательно, я один способен прописать средство от всех этих болезней.

Впрочем, когда я утверждаю, что сие открытие принадлежит мне, и только мне, я имею в виду лишь современных людей, ибо философам и поэтам древности бесценный секрет этот был хорошо известен, о чем свидетельствует бессчетное число цитат из их трудов. В их произведениях секрет этот упоминается столь часто, что меня немало удивляет то обстоятельство, что джентльмен, не понаслышке знакомый со светочами истинного знания, упустил его из виду.

Итак, что является истинной причиной всех политических болезней, от коих страдает эта страна, как не деньги? Деньги, о которых греческий поэт, чьи строки я привожу в эпиграфе, говорит: «Пусть же погибнет тот, кто их придумал, ибо это из-за них брат ссорится с братом, а сын – с отцом; это они принесли в мир войны и кровопролитие».