Скелеты из шкафа русской истории

Последний царь Восточно-грузинского царства Георгий XII (1798–1800) в очередной раз просил Россию принять Грузию под свой протекторат и спасти грузин. В итоге Павел I наконец принял тяжелое решение — о включении Грузии в состав России, но так и не успел его оформить. После «скоропостижной кончины от желудочных колик» отца Александр I опять задумался: а чем грозит России на Кавказе эта ситуация? Нужна ли нам Грузия? Еще полгода колебаний, размышлений, настойчивых просьб грузин защитить братьев-христиан от исламского геноцида, и наконец молодой царь решился: все же издал подготовленный еще Павлом так называемый Манифест о протекторате 12 сентября 1801 года.

Повторим: тем самым он удовлетворил 12-ю официальную просьбу Грузии такого рода.

Вскоре присягу русскому царю принес мингрельский князь.

Чуть позже присоединились Гурия и Абхазия.

Разумеется, результатом этого стали войны с Персией в 1804–13 годах и с Турцией в 1806–12 годах, вызванные собственно присоединением Грузии к России.

В обеих этих войнах принимали участие и отряды армянских добровольцев. Армения также давно уже сама (!) добивалась присоединения к России.

Средняя Азия: один против ста

Продвижение России в Среднюю Азию вызвано было примерно теми же причинами, что и стремление вернуть России Крым.

Весь XVIII век русские на юге только и отбивались от набегов работорговцев из среднеазиатских ханств и от вторжений оттуда кочевых племен.

В книге Е. К. Мейендорфа «Путешествие из Оренбурга в Бухару» описано, как 1834 году он добрался до Хивы и Бухары, лежащих в оазисах и отделенных от других стран поясом страшных пустынь.

В этих государствах было немало русских рабов. Впрочем, почему только русских? После взятия генералом Михаилом Скобелевым Хивы среди освобожденных русских рабов оказались люди с именами Фарид и Юсуф, пойманные детьми «где-то на Волге». «От 500 до 600 русских томятся в рабстве: они были проданы киргизами или туркменами, захватывающими потерпевших кораблекрушение рыбаков на восточном берегу Каспийского моря, или хивинцами».

Офицер русской службы Егор Казимирович Мейендорф пишет: «Участь рабов в Бухаре внушает ужас… Я видел одного раба, которому его хозяин отрезал уши, проткнул руки гвоздями, облил их кипящим маслом и вырезал кожу на спине, чтобы заставить его признаться, каким путем бежал его товарищ.

Большая часть русских невольников… содержались в заключении и работали с кандалами на ногах в продолжение нескольких недель нашего пребывания в этом городе… Я не могу описать бурного восторга десятка русских невольников, которых мы выкупили в Бухаре и во время пути».

Далее Егор Казимирович рекомендует русскому правительству действовать предельно жестко — брать заложников: «задержать по всей империи хивинцев и бухарцев с их товарами», чтобы «вернуть на родину, в круг родных, к своей вере тысячи людей, исторгнутых из пределов России».

Этой рекомендации Петербург не принял, брать заложников было не в его правилах: хивинских и бухарских купцов не задержали. Но почему Российская империя стремилась взять контроль над гнездами работорговли, думаю, уже ясно.

При «штурме Самарканда» — писать можно только в кавычках, — одного из древнейших городов Востока, жемчужины Азии и так далее, ставшего впоследствии самым древним городом на территории СССР, русские войска потеряли двух человек. Двух! Факт говорит не только о том, насколько в военно-техническом отношении современная русская армия превосходила тогдашние средневековые среднеазиатские ханства, но и о том, насколько она реально не встречала сопротивления, присоединяя к себе Туркестан.

Заняв Самарканд и потеряв двух человек, русские решили проявить максимальное миролюбие. Они преподнесли старейшинам города подарки и, оставив там символический гарнизон, по-моему, в размере полутора батальонов, около 600 человек, двинулись дальше.

И вот тут-то проявилось восточное коварство. Самаркандский эмир собрал огромную армию и внезапно набросился на русский гарнизон. Дальше — удивительное.