Скелеты из шкафа русской истории

Конечно, он и критикует систему — критика касается повсеместного взяточничества при Николае и злоупотреблений чиновников. Однако тут же Александер, как человек уже поездивший по свету, замечает, что в этом нет ничего исключительного: «злоупотребления существуют во всех, особенно азиатских, странах».

Со свойственным англичанам чувством юмора он относится к российской специфике, в частности к особенностям коммуникаций в необъятной стране: «Для иллюстрации того, сколь трудно доставить в отдаленные уголки этой необъятной империи даже газеты, могу привести пример. Губернатор Камчатки генерал Риккардо получал газеты лишь дважды в год. Тем не менее он сумел использовать их самым лучшим образом: как только приходила почта (с полугодовой подшивкой), генерал складывал газеты по числам и ежедневно, за завтраком, прочитывал „свежую“, узнавая новости ровно годичной давности. Он никогда не нарушал этого правила. Генерал рассказывал, что он так переживал события, описываемые в газетах, будто они происходят в настоящий момент».

Вот такая была разница во времени — это вам не девять часов самолетом между Москвой и Петропавловском-Камчатским.

Недавно побывав на Камчатке, я как-то вообще не почувствовал особой оторванности от «материка». Разве что в московские офисы приходилось звонить ночью.

Александер высоко оценивает личные качества русских, много описывает бытовые сцены, народные обычаи. А покидая Россию, признается: «Никогда не забуду и очень ценю доброту и гостеприимство русских».

Поскольку автор владел русским языком, то общался не только по-английски и по-французски с дворянами, но и на улицах, с извозчиками, торговцами, таможенниками, солдатами. Внимательно изучал русскую историю перед поездкой. В его книге есть упоминания русских писателей, художников, архитекторов, ученых. Довольно подробно описывает он историю гибели Грибоедова в Персии, давая свою версию событий, полагая, что русские даже не подозревали, насколько озлоблены против них персы, испытавшие от России унизительное военное поражение. Но оправдывает наш МИД, ибо: «с восточными людьми вообще очень трудно иметь дело». Кстати, Александер — первый из англичан, кто упоминает о личных встречах с Пушкиным. Александер представил Александру Сергеевичу стихи популярных тогда в Англии поэтов и, возможно, именно это знакомство оставило «английский след» в творчестве нашего национального гения. В целом русские для него — «великая нация».

Провинциальные помещики для простоты переиначили его полное имя Джеймс Эдвард на русский лад и звали Яков Дмитрич. И видя его позитивный настрой, сразу посчитали «своим».

Конечно, вся та пирамида негативных представлений о России и русских, которая складывалась веками благодаря книгам предшественников Александера, довлела и над ним. И только, думаю, благодаря своему достаточно молодому возрасту, свежести взгляда и характерному здоровому скептицизму, недоверию к авторитетам, англичанин смог взглянуть на нашу страну непредвзято.

Он даже критикует других иностранцев, оставивших книги о России.

«Пишущие путешественники должны избегать существующих (существующих! — В. М.) предрассудков и общих мест; не следует делать ни широких обобщений, ни скоропалительных заключений. Расскажу о причине несправедливого суждения о русских знаменитого путешественника Кларка, человека, вне всякого сомнения, очень способного и знающего. Его раздражение взяло верх над разумом, и он делал вывод на ложном основании: по одному судить обо всех».