Скелеты в оружейных шкафах. Книга третья.

Еще валяясь под капельницей нагуглил, что в христианских похоронно-поминальных канонах сороковины считаются самой важной точкой отсчета - в этот день душа попадает на Страшный Суд. В этот день проводят поминки, после чего в домах умерших открывают зеркала и убирают траурные портреты. С этого момента можно занимать постель ушедшего и его место за столом.

Так он и поступил - мысленно перевел все произошедшее в категорию "исторические события" и двинулся дальше. Благо с тех пор накопилось над чем подумать и что исправить.

Группа поддержки всю дорогу пыталась его развлечь. Варяг по окопной традиции костерил в полный голос государственную политику, Назгул пытался обсуждать текущие проблемы организации базы, которая все эти дни шла полным ходом. Шульга отвечал обоим, шутил, улыбался, но на душе у него продолжали кошки скрести. Правда уже не по ушедшему прошлому, а конкретному настоящему.

Первые полтора года пребывания в группе Ричера, будучи рядовым ее членом, он, Шульга, постоянно нарекал командиру за скверно подготовленные операции. Из-за этого с ним и поссорился перед нападением киллеров. И вот, возглавив группу уверенно и бездумно наступил на те же самые грабли!

Просчетов при устранении маньяка он допустил много. В первую очередь - отсутствие нормальной закрытой связи, из-за чего Варяг не смог своевременно сообщить, что Макаров прихватил с собой пистолет. Неужели трудно было для всех участников обеспечить неотслеживаемую спутниковую связь? Денег пожалел? Конечно, у тебя ж их в обрез...

Снятое с Макарова наблюдение - вообще бред. Да как только его установили, нужно было ни на секунду его из виду не выпускать! А скрытых маячков, которые невозможно запеленговать обычными средствами, в западных каталогах море, опять же только деньги плати!

Конечно к Дайми претензий нет - снайперка сработала экстра-классом. И Галл оказался на высоте. Запалы для гранат, которые он изготовил, вместо трехсекундной задержки давали минутный временной зазор, при этом никакая химическая экспертиза не нашла бы в оставшихся материалах ни малейших различий.

Галл забрал из машины Макарова содержимое его сумки, так что в сухом трофейном остатке у группы оказались трофеи маньяка - удостоверения участников боевых действий, которые он забирал у жертв, а также паспорт болгарина Карагезова и документы на дом в Черногории.

Трофеи в тот же день возвратили в квартиру, где их при обыске обнаружили барыгинские опера, а дом в Будве общим решением отдали Шульге в качестве "компенсации за ранение" и Назгул его тут же переоформил.

Шульга даже пошутил как-то, что нужно было Макарова не кончать, а забирать к ним в группу. Действовал маньяк для одиночки действительно круто - смог организовать левую "бракованную" партию в тысячу бланков удостоверений УБД, наладил их сбыт по триста долларов штука, поднял под двести тысяч зеленых, прятал свои сокровища в хрущевке так, что их не смогли обнаружить при обыске, да и свои "акции" организовывал так чисто, что если бы не их группа, его бы вряд ли поймали...

На что Барыгин серьезно ответил, что по заключению психолога Макаров был социопатом с вывернутым наизнанку мировоззрением, сформированным через трудное детство и нищую юность. Плюс психотравма с потерей дачи, которую хоть в учебники вставляй как пример. Такой тихушник очередную "умную книжку" прочтет, вдохновится и в ближайшее полнолуние ночью всех перестреляет по комнатам...

Полтора часа дороги в разговорах и размышлениях прошли незаметно. Увидев ворота базы - внешне скромные, с тем же кривым шлагбаумом и ветхой сторожкой, под землей превращенные в полноценный опорный пункт с бетонным перекрытием и небольшим арсеналом, Шульга решительно перелистнул эту страницу жизни и сосредоточился на текущих делах.

Глава 2

Всю дорогу от клиники Варяг наблюдал за Шульгой. Тот поддерживал разговор, шутил, но Варяг отчетливо видел что командира внутри изрядно корежит. Суть явления была в целом понятна, три года войны многому научили, в том числе и прикладной психологии.

Летом четырнадцатого, когда вовсю работали "Грады", а трехсотых эвакуировали десятками, оказалось, что тяжелые ранения рядовые и командирский состав переживают по-разному.

Для бойца очнуться в госпитале - это как пережить автокатастрофу - личная, не зависящая от тебя неприятность, после которой либо формируется пресловутый посттравматический синдром, ПТСР, либо нет, тут уж как повезет с подготовкой, наследственностью и психологом.

У офицеров - иное. Тяжело раненый офицер - не пиджак мобилизованный, конечно, который лежит под своим сержантом, и не штабная крыса, что при отзвуках артналета несется в тыл сбивая столбы, а настоящий командир, от комвзвода до заоблачного главкома, совсем иначе себя ведут.