Скелеты в шкафу. Драматичная эволюция человека

Основываясь на своих выводах из рациона бабуинов, Джолли разработал сценарий возникновения ранних гоминидов. В первой фазе этого сценария популяция примитивных обезьян покинула лес, прельстившись пищевыми ресурсами (в большинстве своем мелкими и жесткими), которые можно было найти на равнинах и за которые не существовало высокой конкуренции. Характеристики, развившиеся у них по мере привыкания к такому рациону, адаптировали гоминидов к следующей фазе эволюции, предполагавшей постепенное добавление к диете мяса. Мясо должны были добывать самцы, в то время как самки и детеныши продолжали заниматься собирательством. Таким образом было положено начало экономическому и репродуктивному разделению ролей между полами, имевшее в итоге многочисленные социальные и даже когнитивные последствия. Однако из первой фазы вышли не все гоминиды. Те, кто сумел сделать следующий шаг, дали жизнь грацильным австралопитекам и в конце концов нашему роду Homo. Массивные австралопитеки, с другой стороны, оказались конечным результатом изменений первой фазы.

Это была гениальная идея, и несмотря на то, что сейчас, полвека спустя, мы знаем, что она не была лишена некоторых недочетов, историческую важность исследования Джолли трудно переоценить. Он заложил основы нового стиля антропологии, учитывающего функциональную анатомию и морфологическую интеграцию организма для реконструкции жизни гоминида. Как мы увидим далее, использование живых моделей, а также изучение приматов, живущих на открытых равнинах, и их среды обитания оказалось невероятно продуктивным методом. Наконец, упор Джолли на вертикальное положение спины, а не на движение с прямым позвоночником оказался просто бесценным для последующего изучения бипедализма. Очень скоро ученые поняли, что мы начали ходить на двух ногах не потому, что наш далекий четырехлапый предок однажды решил встать на ноги, а потому, что обезьяна, зацепившаяся за ветку двумя руками и висящая с прямой спиной, почувствовала, что такое положение тела будет удобным и на земле.

Новое видение

После четырех лет в Йеле, в 1971 году, мне посчастливилось получить работу младшего куратора в Американском музее естественной истории в Нью-Йорке. К моменту выпуска из университета я уже знал достаточно, чтобы понимать, что меня так и не научили правильно читать те окаменелости, с которыми я работал. Я уже с большей уверенностью делал выводы, но все еще не мог точно определить, чем я занимаюсь. Некоторое время это вообще казалось мне не таким уж важным. Я написал диссертацию по семейству вымерших лемуров, и одним из преимуществ этой темы оказалась поездка на Мадагаскар для изучения коллекции окаменелостей в Малагасийской академии. Во время своего пребывания там я воспользовался возможностью прогуляться по лесам и понаблюдать за обитающими там лемурами. Я тут же влюбился в этих очаровательных созданий, и мои планы на будущее очень скоро начали вращаться вокруг живых лемуров, а не их вымерших предков. Я хотел узнать больше о жизни этих далеких предков человечества, которые в то время были практически не изучены, а также понять причины их огромного разнообразия. Я хотел выяснить, какие именно виды лемуров обитали на этом острове, как они жили и почему находились именно здесь. Чтобы ответить на все эти вопросы, мне пришлось вступить в совершенно новую область исследований, сильно отличавшуюся от мертвого мира окаменелостей, в котором я жил раньше.

К несчастью или нет, моя карьера полевого исследователя лемуров длилась недолго. В 1972 году проколониальное правительство Мадагаскара было свергнуто, и к середине 1974 года остров погрузился в хаос. К концу года меня депортировали, и так я впервые оказался на Коморских островах, о которых говорилось в самом начале книги. К середине 1975 года я вернулся в Нью-Йорк к своим окаменелым останкам гоминидов, которые я забросил несколько лет назад. Это был удачный момент, так как в начале 1970-х годов в Американском музее естественной истории тоже назревала революция, на сей раз в систематике.