Скелеты в шкафу истории

Строго говоря, были к тому и серьёзные с коммунистической точки зрения политические причины. Идею мировой революции западные пропагандисты объявили реинкарнацией русской имперской экспансии. Революционеры, издавна провозгласившие свою родину тюрьмой народов[123], угодили в ловушку собственной агитации. Потому они оказались вынуждены не разъяснять качественное различие между двумя типами империй, а рассказывать о столь же качественном отличии советской власти от имперской: мол, при социализме народы расцветают. Это, конечно, соответствует действительности: социализм не содержит встроенных механизмов ущемления по какому бы то ни было – в том числе и национальному – признаку. Но практически все народы России, чьё положение действительно улучшилось благодаря социализму, почти неведомы за пределами страны. Пришлось строить витрину процветания искусственно, делая независимыми нациями части русского народа, достаточно крупные, чтобы их даже из-за рубежа замечали. И в первую очередь провозгласили отдельным те части русского народа, что уже рекламировались нашими оппонентами как отдельные.

Впрочем, независимо от того, именовать ли украинцев или белорусов отдельными народами или признать их очевидное единство с остальными русскими, линия Кёрзона от этого не меняется. Хотя бы потому, что польский народ вполне отчётливо отличается от всех ветвей русского, а потому граница польского большинства видна невооружённым глазом.

Поэтому идею Кёрзона первоначально признали логичной и одобрили все заинтересованные стороны.

Включая Россию (с Белоруссией и Украиной, чей статус в тот момент оставался гадательным) и Польшу.

К сожалению, польский аппетит далеко не всегда согласуется со здравым смыслом. Поэтому ещё осенью 1919-го польские войска вторглись на русскую территорию. Правда, они заручились формальным приглашением одного из южнорусских сепаратистских вождей – национал-социалиста Симона Васильевича Петлюры. Но к тому времени его поддержка в народе давно зашкалила куда ниже нуля. Поэтому войска под командованием бывшего социалиста Юзефа Клеменса Юзеф-Винцентовича Пилсудского уже в начале 1920-го оказались выбиты на запад от всё той же линии Кёрзона.

К сожалению, первоначальные успехи нашей армии сыграли с нею злую шутку. Западный фронт под командованием Михаила Николаевича Тухачевского далеко оторвался от тылов. Тухачевский – командир блестящий, но всю жизнь недооценивающий экономическую сторону войны – даже не понял причину назревающих осложнений. Он попросил председателя Революционного военного совета Лейбу Давидовича Бронштейна передать в подчинение Западного фронта первое в мире крупное конномеханизированное формирование – Первую конную армию под командованием Семёна Михайловича Будённого при комиссаре Климентии Ефремовиче Ворошилове. Хотя переброска столь крупного соединения только осложнила бы логистические – снабженческие – проблемы Западного фронта. Поэтому командующий Юго-Западного фронта – будущий (как Будённый, Ворошилов и Тухачевский) член первой пятёрки Маршалов Советского Союза – Александр Ильич Егоров предложил использовать Первую Конную – взять крупнейший город на юге Польши Львова, после чего можно было бы перебросить войска всего фронта по магистралям, не используемым для снабжения войск Тухачевского. Комиссар фронта Иосиф Виссарионович Джугашвили поддержал это решение. Но Тухачевский даже после ограничения своего аппетита не согласился соответственно урезать амбиции, а продолжал движение, растягивая коммуникации. Где тонко, там и рвётся. Войска Пилсудского, получив от Франции немалую долю оставшихся от Мировой войны оружия и боеприпасов, да ещё и консультации члена французского генштаба Максима Франсуа-Жозефовича Вейгана, отбросили советский Западный фронт задолго до того, как Юго-Западный подошёл ко Львову.

Добрая сотня тысяч советских солдат оказалась в польском плену (и около половины выжило). По новому мирному договору граница пролегла куда восточнее линии Кёрзона. В последующую пару десятилетий польские власти пытались всеми доступными средствами полонизировать местное население, чья русская сущность была более чем очевидна. Правда, добились они только формирования фанатичного антипольского подполья в Галичине, впоследствии плавно превратившегося в ультранацистское боевое формирование, готовое сотрудничать хоть с чёртом, лишь бы против любых соседей.

Естественный рубеж

Впрочем, история Украинской повстанческой армии, да и прочих проявлений галицкого нацизма, выходит далеко за пределы нынешнего исследования. Куда важнее наличие естественной – ощущаемой (а зачастую и признаваемой) всеми заинтересованными сторонами – границы Польши с Россией (в то время именуемой Союзом Советских Социалистических Республик) куда западнее официального межгосударственного рубежа.