Скелеты в шкафу поселка Зябликово

После завтрака Василий Петрович зачем-то сходил за бабой Варей и загрузил всех в свою шикарную машину. Машина была явно не хуже, чем у Андрея. Почему-то Аня не предполагала, что у Василия Петровича может быть автомобиль такого класса. Рейтинг Василия Петровича в глазах Ани существенно повысился.

Василий Петрович усадил тетю Шуру рядом с собой на переднее сиденье, а Севка, Аня и баба Варя уселись сзади. Всю дорогу Аня кайфовала: нежарко – машина, конечно, с кондиционером, ход мягкий, бесшумный, сиденье удобное, кожаное. Жалко, быстро приехали. Баба Варя вышла пораньше, в какой-то магазин собралась, обещала потом зайти помочь с выбором платья. Аню с тетей Шурой Василий Петрович привез в свадебный салон. Привез и оставил там часа на два, им с Севкой надо было отъехать по делам.

Очень внимательные и вежливые продавщицы подхватили тетю Шуру и повели демонстрировать платья. Аня пришла в полный восторг – такая красотища. Особенно ей понравились модели с пышными юбками и открытыми плечами. Ей так захотелось примерить такое платье. Она на секунду представила себя в белом платье рядом с Андреем… Ах, какое это было бы счастье! Аня обернулась и увидела вместо восторга на лице тети Шуры слезы.

– Скажите, а у Вас нет чего-нибудь поскромнее и не такое открытое? – услышала Аня вопрос тети Шуры. Аня собралась возмутиться, зачем «поскромнее», это неправильно. Свадебное платье надо выбирать самое красивое. Аня собралась возмутиться, но не смогла: у нее зазвонил мобильник – о себе напомнила мама. Не успела Аня даже с ней поздороваться, как трубку выхватила тетя Шура.

– Лёлька, слышишь меня? Лёлька, я, кажется, замуж выхожу… Васька вернулся. Не кричи, он не гад, это все его мать, Ирина Васильевна… Представляешь, наврала ему, что я с парнем каким-то сбежала и замуж за него вышла. Про то, что я ногу сломала и порезалась, промолчала. А мне наврала, что Васька женился, – тетя Шура расплакалась, – только перед смертью все тете Варе рассказала, а уж тетя Варя Ваське все передала. Вот он и вернулся. Лёлька, я так боюсь, что Васька опять пропадет, что опять я одна останусь. Приезжай, я больше одна не могу. Васька, весь израненный, весь в шрамах, в аварию где-то попал. Один шов мне не нравится, кровит немножко. Лёлька…

Шура уже не просто плакала, она рыдала. Продавщицы перепугались, одна притащила воды, вторая валерьянку, стали отпаивать покупательницу. Потихонечку невеста стала успокаиваться. Она сбивчиво стала объяснять хозяйке салона, что жизнь сложилась так, что ее время, время, когда она могла позволить себе платья, выставленные в салоне, прошло. Тетя Шура – взрослая женщина, и одеться, как девочка, во всю эту красоту не может. Хозяйка вошла в положение и повела тетю Шуру с Аней в другой зал. Там она предложила невесте примерить изысканное гипюровое платье, пояснила, что это модель предназначена исключительно для самых элегантных женщин. Аня сразу поняла, что гипюровое платье кто-то специально придумал для тети Шуры. Тетя с некоторой опаской примерила платье, а потом… Аня догадалась, что тете Шуре больше всего на свете хочется остаться в этом платье и больше никогда его не снимать. Аня отправила фотки маме, и теперь мама расплакалась от радости, что тетя Шура такая красивая и счастливая. Хозяйка салона подобрала тете Шуре еще одно платье, почти такое же красивое как гипюровое. Тетя Шура от второго платья отнекивалась, но, оказывается, Василий Петрович велел, чтобы платья было два: – одно для ЗАГСА, другое – для свадебного застолья. В конце концов выбрали платье и для Ани, конечно, с пышной юбкой и открытыми плечами. Только не белое, а в еле заметный цветочек.

14.

Григорий Афанасьевич Миродков в эту ночь так и не лег спать. Сидел, думал. Казалось, что жизнь устаканилась, можно бы и на покой, а тут такие дела. Рано он решил от дел отойти. Надо за сына крепко побороться, будет на кого дело оставить. Зять – не вариант. Баринов – это так, мелочь, с ним Григорий разберется на раз, а вот с Лешкой дело гораздо серьезнее и труднее. Надо его к жизни приобщить. Трудно, но не безнадежно. Это ему Варюша, любовь всей его жизни, растолковала.

Как только рассвело, Григорий отправился в спальню к сыну. Леша спал на боку, положив руку под щеку. Прямо, как ребенок. «Он и есть ребенок, – подумал про себя Григорий, и виноват в этом я. Почему я опустил руки и не продолжил за него бороться? Надо было везти Алексея в Москву, заграницу, в конце концов. Мало ли, что мне в Москве душно, а заграницей от многого с души воротит…» Алексей почувствовал присутствие отца, вздрогнул и проснулся. Сел, протер глаза.

– Папа, что-то случилось?

– Случилось, сынок, случилось, потому и пришел. Не волнуйся, хорошее случилось. – Григорий Афанасьевич вытащил из кармана мешочек и передал его сыну. – На, возьми, теперь твоя очередь о фамильных ценностях заботиться.

– Папа, где ты их нашел? – у Алексея дрогнул голос. Ему понадобилось время, чтобы прийти в себя.