Скелеты

Метель сшибала с дороги. Балки стали глубже, ступеньки кривее и круче. Парапеты преграждали путь. Ледяной воздух вымораживал гортань, и слезы примерзали к щекам. Теперь Андрей знал, почему Лиля выбрала именно их. Они с Хитровым были последними, кто видел ее.

60

Кулак впечатался в скулу. Ноги оторвались от пола. Показалось, она трижды кувыркнулась, прежде чем плюхнуться о стену. Рюкзак не смягчил падение, наоборот, впился в спину острым книжным уголком. Все произошло так внезапно, что она не успела ойкнуть. Левая сторона лица онемела, желудок уменьшился до размера горошины, и мозг будто свободно бултыхался в черепной коробке. Мир ходил ходуном. Она уцепилась за линолеум, как гибнущий в шторме матрос цепляется за палубу.

Мужчина, нокаутировавший ее, возвышался угрюмой скалой. Скала двоилась.

«Женис», — догадалась Ника, глядя на бородача снизу вверх, из-за завесы кудрей.

Человек, безжалостно зарезавший проститутку, варшавцевский Джек Потрошитель, как нарек его журналист «Рудника», чуть покачивался взад-вперед, пальцы сжимались и разжимались.

«Соберись!» — приказала себе Ника.

Женис схватил ее за патлы, окончательно портя прическу, и боль опалила скальп. Дернул, она уткнулась лицом в его пах. Женис снял с нее рюкзак, отшвырнул. Вытащил из кармана трезвонящий телефон и грохнул его об пол.

Взор Ники метался по коридору, как мячик-прыгун из ее детства.

«Какая дура! Я добровольно пришла к нему! Пришла к маньяку!»

— М-м-мама.

Ника вывернула голову, и ужас обуял ее.

В конце коридора стояла Умбетова. Грузная, поседевшая, с отекшим лицом и оттопыренной нижней губой.

«Они оба сумасшедшие», — подумала Ника, на четвереньках пятясь к стене.

Библиотекарша смерила ее ледяным взглядом.

«Зрячая! Она зрячая!»

— Вы за это ответите, — произнесла Ника. — Вы и ваш больной сын. Мои друзья знают, что я у вас.

Умбетова подняла тактильную трость и потыкала ею в оброненные пакеты. Из пакетов выкатилась банка зеленого горошка.

— М-м-мама, уйди!

Женщина медленно повернулась и исчезла за дверью.

Женис впился в волосы Ники, в одежду и потащил в глубь дома. Линолеум под попкой сменился шершавым бетоном. Приходилось перебирать ногами, чтобы ублюдок не выдрал ей волосы. Сверху струился грязно-белый потолок с отваливающейся побелкой. Она слышала, как щелкает засов, грохочет дверь. Тело стукнулось о ступеньки, прибавились свежие ссадины. Комнату залил яркий свет.

Первым делом Ника увидела гирлянды на кирпичной кладке, они мигали красным и желтым, синим и зеленым.

Затравленный взор пробежался по колоннам, по обогревателю и остановился на кресле в дальней части подвала. Там скрючилась девочка в грязном нижнем белье. Тяжелые кандалы сковали ее кисти. Забинтованные ступни стянули хомуты. Она чуть шевельнулась, обратила к Нике измученное лицо. Рот обрамляла запекшаяся бурая корка. Вокруг мутных глаз цвели фиолетовые синяки.

— Хай, — сказала девочка, расклеивая сухие губы. — Он съел мои пальцы. И твои съест.

Психопат встряхнул ошарашенную Нику, отбросил в сторону как мешок. Она врезалась в колонну. Удар вышиб дух из груди. Женис схватил ее за руки, дернул их за спину и накинул на запястья хомут. Рванул, фиксируя, и пластиковая стяжка полоснула нежную кожу, а кости хрустнули.

«Не плакать, не плакать!» — увещевала себя Ника.

Гирлянды мигали радостно. Девочка в кресле с любопытством наблюдала за коллегой по несчастью.

— Съедят тебя, — говорила она, — искалечат и будут тебе стишки читать.

Ника стояла на коленях и смотрела то на девочку, то на убийцу.

Неужели Лиля каким-то образом привела ее сюда? Запудрила мозги, заманила в ловушку?

— Мои друзья уже едут, — сказала она.

— Поздно, — ответил Женис, вытягивая из-за пояса спортивных штанов нож. В узком длинном лезвии играли красные и желтые всполохи, синие и зеленые.

Ника осознала обреченно, что ей предстоит умереть в этом душном подвале.

61

Он ничего не сказал Ларе. Ни жена, ни родители не слышали разговора: звонок застал его в туалете.

— Толь? — удивился папа. — Мы же скоро за стол садимся.

— Ермак под подъездом, — солгал он, застегиваясь.

— Пусть заходит.

— Да он не хочет. Мы выпьем по рюмочке, и я вернусь.

«Зачем ты врешь? Они должны знать, где искать твой труп».

— Где выпьете? — заморгал непонимающе отец.

— Толя? — позвала из гостиной Лариса.

— Прикрой меня, — шепнул Хитров и выскользнул из квартиры.

«Плохо, — сигнализировала интуиция. — Все очень плохо».

В шарах фонарного света роились снежинки. Остервенело дергался пластиковый павлин. Из кармана пел Лу Рид. Снова и снова звонила Лариса. Гаражный кооператив распахнулся, как пасть зверя, железным капканом скрипнули двери его гаража. Он вошел, выставив руку с куколкой.

Шева сидел в углу. Вспыхнувшая под потолком лампочка озарила его мерзкую морду, свекольную плоть с редкими вкраплениями чешуи. Змеиный мальчик обхватил лапами колени, поза обиженного ребенка. Пасть с иглами клыков напоминала глубокую нору.

По стенам, преодолев притяжение, ползали гадюки.

Желтые бельма Змеиного мальчика вперились в человека.