Скептические эссе

Наинизшие дикари, кои известны нам благодаря трудам антропологов, не барахтаются в море явлений, которых не понимают, остро сознавая собственное невежество. Напротив, у дикаря есть бесчисленные верования, настолько твердые, что руководят всеми его наиболее важными действиями. Он верит, что, поедая мясо животного или воина, можно обрести положительные качества, которыми жертва обладала при жизни. Многие из них считают, что произносить имя своего вождя – святотатство столь страшное, что влечет за собою мгновенную смерть; они доходят даже до того, что изменяют все слова, в которых встречается его имя; например, если бы у нас был король по имени Яков, нам пришлось бы называть гваяковую смолу, к примеру, гваКарловой, а вместо «маньяков» говорить «маньКарлов». Когда они доходят в своем развитии до освоения земледелия и возрастает важность погоды для обеспечения пищей, они начинают верить, что дождь или яркое солнце можно приманить магическими заклинаниями или небольшим костром. Они верят, будто кровь или призрак убитого человека преследует убийцу, чтобы отомстить, но его можно обмануть простой маскировкой вроде красной краски на лице или ношения траура[2]. Первую половину этого верования, само собой, выдумали те, кто боялся убийства, вторую – те, кто его совершил.

Иррациональные верования встречаются вовсе не только у дикарей. Религиозные взгляды подавляющего большинства людей отличаются от наших и потому беспочвенны. Все интересующиеся политикой люди, кроме самих политиков, придерживаются горячих убеждений по бесчисленным вопросам, которые, как неизбежно должен заключить любой непредубежденный человек, не поддаются рациональному решению. Добровольцы на выборах с участием нескольких кандидатов всегда верят, что их сторонник победит, невзирая ни на какие причины ожидать поражения. Не может быть никаких сомнений в том, что осенью 1914 года подавляющее большинство граждан Германии было абсолютно уверено в ее победе. В данном случае в дело вмешался факт и развеял их грезы. Но если бы каким-то образом можно было остановить перо всех не немецких историков на следующую сотню лет, иллюзия возродилась бы: в памяти остались бы первые триумфальные успехи, а последовавшая катастрофа оказалась забыта.

Вежливость – это привычка уважать те из верований человека, которые особенно тесно связаны с его собственными достоинствами или достоинствами группы, к которой он себя причисляет. Каждый человек, куда бы он ни пошел, окружен облаком отрадных заблуждений, которые следуют за ним, будто мухи летним днем. Некоторые касаются его самого: рассказывают о его добродетелях и достижениях, любви друзей и уважении знакомых, блестящих карьерных перспективах и о его неослабевающей энергии (несмотря на хрупкое здоровье). За ними идут убеждения в совершенстве родни: его отец отличался незыблемостью моральных устоев, которая ныне столь редка, и воспитывал детей со строгостью, какой уже не увидишь у современных родителей; его сыновья – первые во всех школьных играх, а дочь – не из тех девушек, что способны на неблагоразумный брак. Далее следуют убеждения о его общественном положении: в зависимости от того, к какому классу он принадлежит, это лучший из всех классов в социальном отношении, или же в интеллектуальном, или в моральном, хотя все согласны, что первое из этих достоинств более желательно, чем второе, а второе – чем третье. По поводу собственной страны почти каждый человек также питает уютные иллюзии. «Другие государства, к сожалению, справляются как могут»[3]. Этой фразой мистер Подснеп облек в слова одно из самых сокровенных чувств человеческого сердца. Наконец мы подходим к теориям, которые возвышают все человечество в общем – либо абсолютно, либо в сравнении с «неразумными тварями». У людей есть душа, а у животных – нет; Человек – «рациональное животное»; любое особенно жестокое или неестественное действие клеймят «зверским» или «скотским» (хотя на самом деле такие действия характерны именно для человеческого поведения)[4]; Бог создал Человека по Своему образу и подобию, и благополучие Человека является конечной целью Вселенной.