Скептик

Запутался лес в моих волосах,
Туманом окутались веки.
Привиделись грёзы в далёких мирах.
Ты помнишь? Мы были, как дети.

Березы склонялись над тайной землёй.
Свисающая ветвь бесконечных мгновений.
Нам под ноги брошено было всё
От трав до озёр и в них омовений.

Глубокие знания тёмной воды,
В обилии плодотворной жизни.
Корнями в земли устремлены,
В россыпях звёздной пыли.

В груди твоей заложены мечты.
Но ночь молода, мы рано спешим.
И сны мимолётные следуют с ними.
Завёрнутые в пустоту, отныне.

Океана цветов, что должны пересечь
Откроются в ночь, как крикнет сова.
Душа вылетит на любовь из гнезда.
О сладкая тьма, одинокого сердца.

Скоротечно то время и не хватит его.
Обещанье длинной в одну ночь.
Тогда лишь найдём под ветром его.
В тёплую весеннюю ночь.

Эпилог

Наверно прочитанное письмо, стало последней каплей в моей чаше. Последней мерой, на моих весах рассудка. Любовные муки и терзания быстрой разлуки, достигли своего апогея. Бросить всё и поехать назад, к Яре нельзя, она предостерегала меня от этого бездумного поступка. Его неразумность я прекрасно понимал сам и из чувства собственного сохранения, не мог появиться, в том месте, где меня уже списали в потери, среди гражданского населения. Заведомо похоронили. У меня не было и минуты, чтобы я не ждал на своём пороге Яру. Но дни шли. Она не появлялась.

Перегорев психически и эмоционально окончательно, я оставил только надежду дождаться возлюбленную. Вместе с отчаяньем, пришли раскаянье, за всё сотворённое мною. За отчаяньем пришло сожаление, о упущенных возможностях с медальоном. Сожаление, что не разгадал свой дар сразу, и не почувствовал очевидного влияния, подарка Яры. Подарка судьбы. Я не сомневался, что он, таким образом, избавился от меня и теперь, одиночество моё усилилось, двукратно. Мой здоровый скептицизм получил столько ударов, что от него почти не осталось следа. Он был самой главной моей опорой в жизни. Люди, как правило, не меняются, психику очень сложно переделать по прошествии, двух с половиной десятков лет, более вероятно её можно уже только ломать.

Немного абсурдно, но было очевидно, что медальон раскрывал во мне всё это время дар, имя которому кроме как, скептицизма я не нашёл. Сильнее всего меня интересовал спорный вопрос: был ли я полновластным хозяином своей судьбы, когда лично им владел? Я не верил, что просто так умру, и я не умер, а поводов для этого была масса. По прошлому опыту я не верил, что любовь может быть настоящей, идеальной, но теперь моя жизнь наполнилась новым смыслом. Только силы на неё без видимой подпитки Яры, совсем закончились. Что случилось со мной, были ли эти чудеса? Иначе я никак не могу всё это назвать явью, реальностью, правдой жизни. Или это глубокое помешательство на фоне раздражённых чувств к Яре.

Там в Чертякино, впервые в жизни, я словно был я. Я сам. Дышал впервые так естественно и широко. Словно пробудившийся медведь по весне, начинает чувствовать природу, начинает приходить в себя. Голодный, уставший, почти без сил, но полный стремления и желания жить дальше. Дар мне был дан или проклятье? Стал ли я ближе к себе? Понял ли себя, понял ли свой дар? Раскрылся ему? Вопросов стало больше.

В моей голове, словно впервые в жизни взошло солнце, осветило все её уголки, а потом опустился туман, как сейчас за окном. Плотный, густой, молочный туман.

Я отодвинулся от стола с рукописью, переоделся и вышел из дома. Направился на пробежку, сквозь непроницаемый белый туман. Вихри его расступились передо мной, а потом снова, живой туман замкнул их за мной. Объял своей неопределенностью.