Схизматрица Плюс

Тут-то он и заметил, как что-то отделилось от обшивки. Вначале он решил, что это просто игра света, рябь солнечных зайчиков. Но оно двинулось к нему – зыбкое, без образа и формы, желеобразное зеркало, серебряный мешочек, наполненный жидкостью. Он услышал крик Веры:

– Присутствие! Видишь? Присутствие!

Оно плыло, толчками, словно амеба, уходя в джунгли. Линдсей поспешно надел очки и взялся за пульт, высветив присутствие прожекторами робота. Бесформенная поверхность существа бриллиантом засияла среди кораллов и раковин.

– Пилот, ты видел? – спросил Линдсей.

Пилот развернул корабль, чтобы изучить странное явление маршрутными локаторами.

– Вижу что-то такое… Отражает на всех частотах. Странная штука. Возьми образец, Линдсей.

– Оно не здешнее. Прилетело с нами. Я видел – оно прицепилось к обшивке.

– К обшивке?.. И перенесло открытое пространство? И нагрев при входе? И вот это давление? Не может этого быть.

– Не может?

– Не может, – заверил омар. – Будь такое на самом деле, я не пережил бы того, что я – не оно.

– Оно наконец показалось! – воскликнула Вера. – Потому, что мы здесь! Видите? Видите? Танцует!

Она засмеялась.

Существо покачивалось над одной из дымящихся расщелин; оно стало площе и словно купалось в обжигающей струе под немыслимым давлением. Горячие пузыри струились под его зеркальное брюхо, легко и беспрепятственно скользя по телу существа наверх. Затем оно скомкалось в неровный шар и, словно струйка жидкости, быстро скользнуло в крохотное отверстие, откуда исходило тепло.

– Ничего не видел, – сказал омар. – Я не видел, как оно скользнуло туда, внутрь! Может, нам пора? То есть, может, попробовать от него уйти?

– Нет, – сказала Вера.

– И верно, – с дрожью согласился Пилот. – А то еще разозлится…

– Но вы видели? – не переставала удивляться Вера. – Оно же наслаждалось! Оно тоже понимает, что здесь – Рай! – Она дрожала от возбуждения. – Абеляр! Когда-нибудь – там, на Европе, – все это будет нашим! Трогай, щупай, дыши водой, нюхай, пробуй на вкус! Хочу! Хочу быть там, как присутствие… – Она дышала тяжело, лицо сияло от счастья. – Абеляр… Если бы не ты, я никогда бы… Спасибо тебе! И тебе спасибо, Пилот!

– Ага… Ну да, конечно, – неспокойно прожурчал Пилот. – Линдсей, а робот? Оно с ним сюда не проберется?

Линдсей улыбнулся:

– Не бойся, Пилот. Оно оказало тебе услугу: ты видел его возможности, и теперь тебе есть к чему стремиться.

– Но ведь какая мощь… Словно Бог…

– Значит, у нас неплохая компания.

Линдсей ввел робота в отсек, выгрузил в специальные, под давлением, контейнеры генетические капсулы, перезарядил манипуляторы и снова взялся за работу.

Присутствие появилось сбоку от робота, внезапно вырвавшись из другой трещины. Оно приближалось, явно разглядывая его. Линдсей помахал манипулятором, но оно не отвечало и вскоре, выскользнув из-под лучей прожекторов, растворилось в темноте.

Местных обитателей робот не пугал. Управление переняла Вера. Мягко раздвигая стебли трубчатых червей, она забирала все, что могла. Робот прошел оазис по всей длине, ощупал все его расщелины.

Затем им повезло найти место, где из донной расселины вырывался совсем, видимо, новый горячий ключ, сваривший заживо колонию существ, сгрудившихся над нависающим карнизом. Мертвые твари послужили хорошей приманкой для стервятников; кроме того, из их внутренностей удалось получить пробы кишечных и гнилостных бактерий.

Коллекция их не могла быть полной – оазис был слишком богат для этого, – однако полноты успеха такое обстоятельство не умаляло. Ни единое земнорожденное существо не сможет жить в чужих водах Европы в неизменном виде. Ангелы Европы, жизнелюбивые, должны будут, унаследовав эти генетические сокровища, разобрать их на части и сотворить новые существа для новых условий. А местные – лишь модели, архетипы для нового творения, где искусство и целенаправленность заменят собою миллиарды лет эволюции.

Разгружая робота в последний раз и поднимаясь к поверхности, они не замечали присутствия. Но Линдсей не сомневался, что оно с ними.

Только во время подъема он почувствовал, как устал. Он ощущал всю непомерную тяжесть самоуверенно взятой на себя задачи гораздо острее своих спутников, шей-пера и бронированного механиста. А кто он, собственно говоря, такой, чтобы дерзать на подобные вещи? Свет притягивал его, он и тянулся к свету, словно растущее дерево, тянул слепо свои листочки к непонятному сиянию. А теперь наступила пора плодоносить, и он был рад этому. Но дерево умирает, если подрубить корни, а его, Линдсея, корни – человеческое начало. Он принадлежит плоти и крови, жизни и смерти, но никак не имманентной воле…

Дерево черпает силу из света, но само светом не является. И жизнь, будучи чередой перемен, не есть перемена. Перемена скорее смерть.