– Правильно. – Порывшись в чемоданчике, она вынула темную конфету в гофрированной бумажной чашечке. – Хочешь шоколадку?
Рот Линдсея заполнился слюной.
– Пожалуйста, – ответил он.
Она запихнула конфету ему в рот. Конфета была приторно-сладкой. Он с отвращением ее разжевал.
– Мотайте отсюда, – сказала Джулиано санитарам. – Управлюсь сама.
Сверхспособные, улыбаясь, ушли. Линдсею наконец удалось проглотить конфету.
– Еще?
– Никогда не любил консе… кон-фе-ты.
– Хороший симптом. – Она захлопнула чемоданчик, взглянула на экран сканера и выдернула из распущенных светлых волос световой карандаш. – Последние пять лет эти шоколадки составляли главный смысл твоей жизни.
Потрясение было сильным, но Линдсей был к нему готов. В горле пересохло.
– Пять лет?!
– Счастье еще, что от тебя хоть что-то осталось. Лечение было долгим; восстановить мозг после большой дозы PDKL-95 – не шутка. Дело осложняли изменения в твоем восприятии пространства, спровоцированные Ареной. Да, это была проблемка. И обошлось в копеечку. – Она внимательно смотрела на экран, покусывая кончик карандаша. – Но с этим все в порядке. Счета оплатил твой друг Уэллспринг.
Да, изменилась она поразительно. Трудно было признать Маргарет Джулиано, аккуратную и выдержанную пацифистку из Полночной лиги, в этой спокойной, беззаботной женщине с прилипшими к коленям травинками и грязными распущенными волосами.
– Ты пока много не разговаривай, – сказала она. – Твое правое полушарие управляет речевыми функциями через комиссуру. Возможна нехватка словарного запаса, компенсируемая неологизмами и образованием идиолекта… В общем, если что, не пугайся.
Она обвела карандашом что-то на экране и нажала клавишу. Замелькали поперечные разрезы его мозга, раскрашенные оранжевым и голубым.
– Сколько людей в комнате?
– Ты и я, – ответил Линдсей.
– Нет ощущения, что слева и позади кто-то стоит?
Линдсей повернул было голову и больно оцарапал лоб обо что-то внутри колпака сканера.
– Нет.
– Хорошо. Значит, комиссура поставлена верно. В подобных твоему случаю порой наблюдается фрагментация сознания, в восприятие вклиниваются навязчивые образы. Если чувствуешь что-то подобное – не молчи, говори сразу.
– Нет. Но там, снаружи, я чувствовал…
Он хотел было рассказать о минуте внезапного пробуждения, прозрения и проникновения в суть жизни и себя самого. Видение все еще сияло перед глазами, но слов, чтобы его описать, не было. Внезапно он понял, что никогда и никому не сможет поведать всю истину до конца. Слова ее просто не вместят.
– Легче, легче, – сказала она. – Пусть идет как идет. У нас много времени.
– Рука! – внезапно спохватился Линдсей.
Только сейчас он почувствовал, что правая – металлическая – рука его превратилась в живую плоть. Он поднял левую – та была металлической. Его переполнил невыносимый ужас. Наизнанку вывернули!!!
– Аккуратнее, – сказала она. – Могут быть затруднения с ориентацией в пространстве, с восприятием правого – левого. Результат влияния комиссуры. К тому же ты подвергся новому омоложению. За последние пять лет мы проделали уйму работы. Так, ради времяпрепровождения.
Беззаботная легкость ее слов ошеломила.
– Ты что, Бог? – спросил Линдсей.
– С тех пор появились кое-какие новшества, Абеляр. – Она пожала плечами. – Многое изменилось. В обществе, в политике, в медицине. Все это в наше время – одно и то же, понятное дело, но посмотри на это как на спонтанную самоорганизацию, социальный скачок Пригожина на новый уровень сложности…
– О нет… – застонал Линдсей.
Она переключила сканер, и полушарие с жужжанием поднялось, освобождая голову Линдсея. Усевшись в старинное деревянное кресло против него, она подобрала ногу под себя.
– Ты точно не хочешь шоколадку?
– Нет!
– Тогда я сама. – Вытащив из чемоданчика конфету, она с удовольствием принялась жевать. – Хорошие, – с набитым ртом продолжала она. – Вот один из замечательнейших моментов жизни, Абеляр. Вот для чего меня, наверное, разморозили.
– Ты изменилась…
– Это все – ледовое убийство. Правильно сделали катаклисты, что выдернули меня из всего этого. А то совсем было закостенела… Но вот – плыву раз по математическому факультету с полными руками распечаток к себе в кабинет, мозги трещат от мелких проблем, забот, графиков, планов… Вдруг голова закружилась, смотрю, а вокруг все пропало. Голо, пустынно… Распечатки под пальцами рассыпаются, одежда пыльная, Голдрейх-Тримейн в руинах, компьютеры выключены, студентов нет… Мир мгновенно перепрыгнул на тридцать лет вперед, это был полный катаклизм. Три дня я гонялась за новостями, пыталась отыскать нашу лигу, узнала, что я – уже достояние истории, а потом – словно волна такая накатила… Предрассудки мои рассыпались в прах. Я не нужна была миру; все, что я полагала важным, ушло. Жизнь стала совсем пустой. Но зато – свобода!
– Свобода… – проговорил Линдсей, пробуя слово на вкус. – Свобода… Константин! Мой враг…