Схождение во ад

Наши добрые немцы? Они как вдовы. И когда христианский миф будет отнят у них, они захотят чем-либо заполнить его место и возрадуются детскими сердцами.

Из высказывания Гиммлера

по поводу установления ритуальных празднеств СС.

ФРИДРИХ КРАУЗЕ

…Он захлопнул дверцу «Хорьха» и поднялся по ступеням к знакомому подъезду, на ходу вынимая из внутреннего кармана шинели пропуск.

Коридоры были пустынны, он не встретил никого из знакомых, чему невольно порадовался, ибо и не хотел никого видеть; он слишком устал, к тому же, давило какое-то черное предчувствие беды, и беды близкой, что просто дышала в затылок могильной грозной жутью…

Открыв кабинет, сел за стол. Занавеси на окне были сдвинуты, мебель черного дерева громоздилась вдоль стен и, казалось, уже глубокие осенние сумерки, а не мартовский полдень.

Ощущение страха. Откуда оно? Из-за мрачных размышлений о будущем? А может, патологически подозрительный фюрер уловил какую-то фальшь? И тогда ему достаточно лишь позвонить Гиммлеру, чтобы уже сегодня Фридрих Краузе оказался в каторжной тюрьме Плетцензее, где в одном из подвалов видавшая виды гильотинка, любовно обухоженная палачом Кналплом, выполняющим свою деликатную работу неизменно во фраке и в белых перчатках…

Да, он слишком много знает, Фридрих Краузе, слишком много… И уберут его безо всяких объяснений, следствия и уж, конечно, не по приговору имперского военного суда.

Вспомнился Эрик Гануссен. Впрочем, настоящим его именем было Герман Штайншнейдер. Великий, ха-ха, ясновидящий.

Это он накануне поджога Рейхстага вопил на каждом углу по подсказке, вероятно, Геббельса: «Вижу… большой дом с портретами… Вижу… пламя! Совершен поджог! Они хотят ввергнуть Германию в бездну, они хотят помешать победе фюрера!»

«Пророчество» сбылось буквально через день, а через месяц Германа-Эрика благополучно шлепнули.

А чем он, Краузе, отличается от данного «провидца»? Он тот же носитель информации, только куда более значимой; он ведает высшие тайны и способен рассказать, что именно есть третий Рейх, а есть он — оккультное государство, начавшее удовлетворять потребности века и общества в сатанизме. Долго будут потом историки и философы объяснять этот феномен причинами экономическими и политическими, но какой экономикой они объяснят изготовление мыла из человеческого жира и каким антисемитизмом — уничтожение миллионов и миллионов в печах и газовых камерах? Он же в состоянии как объяснить, так и оправдать и то и другое…

Краузе вздрогнул от телефонного звонка.

— Слушаю… — произнес осторожно, еле справляясь с оторопью.

— Штандартенфюрер? — послышался тихий, бесцветный голос Гиммлера.

— Так точно, рейхсфюрер… — Краузе невольно привстал, проглотив вязкую слюну.

— Я хотел бы вас видеть… — Гиммлер выдержал паузу. Завтра. В десять утра.

— Слушаюсь, рейхсфюрер.

Отбой.

Он медленно опустил на рычаги внезапно потяжелевшую, будто из чугуна, трубку. Ужас — горячечный, полыхнувший в мозгу как разорвавшаяся граната, овладел им безраздельно и властно. Хаос мыслей и чувств, — словно предсмертный, как при падении с высоты…

Неужели — конец?

Он подошел к одному из шкафов, достал недопитую бутылку коньяка, хлебнул прямо из горлышка…

Вот оно — сбывшееся предчувствие, вот…

И что же делать, куда деваться? В его распоряжении еще есть неполные сутки, он что-то обязан придумать, чтобы только не очутиться завтра на Принц-Альбрехт-штрассе, в Министерстве имперской безопасности, а вернее, в подвалах его, застланных тяжелыми красными коврами, отчего подземелье именовалось среди сведущих лиц «красной тюрьмой».

Повод же для ареста будет незамысловато-обтекаем: государственная измена. Без каких-либо уточнений. Да и кто уточнений потребует?

Как опасно порой много знать, как опасно…

А может, волнения нелепы, и звонок рейхсфюрера предваряет обыкновенную рабочую встречу, каких были десятки? Может, и так. Но обольщаться и рисковать не стоит. Он не имеет права ставить под удар ни себя, ни то, что несет будущему. А позволить подвергнуться уничтожению, пойти как баран на бойню с тупой покорностью палачу, кто сам одной ногой стоит в могиле — идиотизм и преступление. Дудки, господин рейхсфюрер!

Он несколько успокоился. Закрыв глаза, уткнулся лицом в ладони. Неожиданно вспомнилась Вестфалия тридцать девятого, замок Вевельсбург, выстроенный еще в семнадцатом веке на месте старой крепости; зал с огромным круглым столом, обставленным креслами с высокими спинками, обтянутыми свиной кожей, куда словно были вдавлены серебряные пластины с именем каждого из владельцев кресел. В креслах — тринадцать избранных, включая Великого Магистра. У каждого — ритуальный кинжал. Все «рыцари» — члены СС.