Схождение во ад

Отец часто любил произносить его имя в германской, что называется, версии, хотя покойная мать, чей род происходил из Англии, отчего-то зачастую противилась такой интерпретации. С легким, но безнадежным укором она также осуждала его непримиримый антисемитизм.

— Их виллы, — продолжил он, — тонули буквально в римской роскоши, об оргиях этих подонков ходили легенды, но да и черт с ними, не в том дело! Не в том, что достигли они своих самых смелейших вожделений!

— Такие вожделения бытуют не только среди евреев, заметил Ричард безучастно.

— Но среди большинства их — повсеместно.

— А как с меньшинством?..

— Как раз к данной теме я подступил, — отозвался отец. — Когда говорил, что дело не в тех позициях материальных, которые евреи завоевали. Капитал — почва политики. Как и пресса, и еще в большей мере — кинематограф, воздействующий уже не только на сознание, но и на подсознание… Тебе не надо, к примеру, пояснять эффект «двадцать пятого» кадра?..

— Не надо.

Ричард прекрасно знал, что, вставленный в киноленту фрагмент, неспособный быть зримо различимым зрителем, оказывает на него, тем не менее, сильнейшее неосознанное впечатление, бесспорной информационной формулой визуально запечатляющейся в мозгу.

— Так вот. Факт достигнутого благополучия их уже не интересовал.

Отец отхлебнул из высокого бокала темно-вишневый глинтвейн. Отблеск пламени от камина розовой тенью скользнул по седине его волос и чисто выбритой, здоровой коже щек. То ли от алкоголя, то ли от волнения, с которым он говорил, внезапно проявился его, казалось бы, преодоленный долгими годами жизни здесь, немецкий жесткий акцент.

— Они, создавшие свою империю, где ковались выпестованные киношные архетипы и даже традиции, обратились к упомянутому тобой меньшинству, кто владел их религиозными постулатами и властвовал над их духовным, вернее же, бездуховным началом. А содержание главного постулата составляла идея, согласно которой все «гои» по рангу своему ниже скотины, ну, а скот, как известно, надо сгонять в послушное стадо… Их кино и стало своеобразным кнутом. И подчинились ему не только американцы, но и европейские арийцы, каждодневно и привычно впитывающие отраву…

— В России американские фильмы почти не демонстрировались, — заметил Ричард.

— Правильно, — кивнул отец. — Я не испытываю симпатий к коммунистам, но в определенный момент они отказались от еврейской верховной роли в своей стране, ибо поняли — иметь в руководстве дегенеративную нацию — значит, обречь себя на полнейшее вымирание. Что там наши концлагеря?.. Эта мразь уничтожила почти всю нордическую элиту славянства, выморив ее эмиграцией, голодом, пьянством и тюрьмами…

Он запнулся. Звенел телефон.

Присев в кресло, стоявшее в дальнем углу гостиной, отец повел разговор с неизвестным собеседником, — вероятно, с соседом, — о пустяках стариковского бытия, а Ричард же погрузился в невольное раздумье над всем им сказанным…