Я даже не сразу осознал, что кто-то вложил мне увесистый клинок. Медленно поднял руку, разглядывая щербатое с зазубринами мачете. Марат получил такую же хреновину. Мы посмотрели друг другу в глаза. Не знаю, что прочитал в моем взгляде корефан, но я увидел только одно — дикое желание выжить, не смотря, ни на что.
Печально, конечно. Ничего не имею против Марата, но его подвела собственная хитрожопость.
Деревяшка оторвался от тисканья Альбины и, ударив в колокол, завопил:
— Начинайте, подонки!!!
Мы стали постепенно по спирали сближаться. Татарин поигрывает клинком совершенно по-дилетантски, на мой взгляд. Я же, вспомнив фильм «Горец», держу свое ржавое мачете, словно катану, постоянно меняя позицию в зависимости от перемещения противника. Да, как и в том старом фильме, должен остаться только один. Пиздец, конечно, фехтовать этими дерьмовыми железками. Без гарды, без какой либо защиты. Долго тут не покрутишься, все решится за пару ударов. Кто кого перехитрит. Я решил, что будет глупо пытаться парировать выпады. Лучше держать дистанцию.
Неожиданно Марат шаркнул ногой, швыряя пыль и песок мне в глаза. Подлый фокус! Но что-то подобное я ожидал, поэтому отпрыгнул на пару метров назад. Его клинок вспорол пустоту. Татарин заорал, бросаясь в атаку. Видать, принял мой маневр за признак слабости. Тут в спину уперлись деревянные перекладины, а Марат совершил самую глупую ошибку в своей жизни. Сделал резкий колющий выпад не предназначенным для этого орудием. Я вильнул корпусом, пропуская клинок и затем обратно, блокируя провалившуюся между жердей руку. Татарин оскалился, глаза дико вытаращились на меня. Я двинул в лицо кулаком. А когда он обмяк, отскочил, крутанулся и рубанул. Отсеченная рука, не выпустив оружие, упала по ту сторону ограждения. Зрители шарахнулись назад, уворачиваясь от фонтана крови.
Прости, Маратик, так уж вышло. Председатель довольно кивает, переговариваясь с приспешниками. Я ухватил татарина за ворот рваной рубахи. Он уже ничего не соображает, орет зажимая хлещущую из обрубка кровь.
Пора это заканчивать.
Я толкнул его так, чтобы голова оказалась по ту сторону решетки, прямо перед Евстигнеем Карловичем, подручными, Альбиной… она смотрит, не отрываясь, прикусив губу. Мачете со свистом рассекло воздух, обезглавленное тело свалилось к ногам. Зрители взвыли в восторге. Голова, подпрыгивая, покатилась к помосту, а девушка, запрокинув голову, истерично захохотала. Устало отвернувшись, я бросил на песок окровавленный тесак.
Вода яростно зашипела на раскаленных камнях, ядреное обжигающее облако наполнило парилку. Председатель, еле различимый в тумане, зачерпнул ковшом из бадейки, поддал еще. Мои уши начали скручиваться в трубочки. Довольно крякнув, старый хмырь уселся рядом со мной на полок. Баня — это, конечно, зашибись, но вот компания…
В своей камере я пробыл недолго. После духоты и вони амбара, после танцев со смертью на пыльном песке, стужа в кутузке, казалось блаженством. Минут через пятнадцать в соседнюю комнату втащили Вована. Застучали молотки, приковывая к стене могучего десантника, который все еще, походу, в отрубоне. Через окошко я увидел огромный шишак, выросший у него на лбу. Отдыхай, десантура…
Меня так и не сковали проклятыми цепями. Через минуту узнал почему. Двери распахнулись. Афанасий, детина с рыжей бородой, наставив ружье, мотнул башней. Идем, мол.
— Ну, что, Парамон, думаешь, поди, чем прикончить старика? — спросил Карлович, обмахиваясь березовым веником.
— Нет, — честно ответил я.
Суицидальных наклонностей не имею. Смысл дергаться, если в просторном предбаннике целый взвод вооруженных бородачей?
— Откуда знаком с татарином?
— В Таиланде… бухали вместе…
— Сходится, кхех.
— Где служил?
— Да нигде, рукапашкой в свое время занимался.
— Ну-ну… — Председатель, судя по виду, ни на йоту не поверил в мою самостоятельную подготовку. — Скажи еще, писарем в штабе отсиживался. Деревяшка, между прочим, крупно проигрался. Он ставил на десантника.
Я только фыркнул. Хоть в чем-то не повезло уродцу.
— Нам нужны такие люди, как ты, — он повернул ко мне морщинистое потное лицо. — У нас нет в деревне настоящих воинов.
— А эти? — я кивнул на дверь.
— Тьфу… эти только самогон умеют хлестать, да девок портить на сеновалах. Лесорубы одни в основном. Ну, есть еще несколько охотников. Но это не то… сам понимаешь, какое время.
— Что же ты от меня хочешь, Евстигней Карлович?
— Десантника, дружка твоего, скоро америкашки заберут. Можно было б, конечно, тоже его оставить. Приручили б постепенно… да опасно. Больно уж буйный. А ты совсем неглупый парень. Здравомыслящий. Избу тебе дадим отдельную, бабу подыщем…
— Альбинку что ли? — Мои кулаки рефлекторно сжались.
— А ты на нее зря серчаешь. Она хоть и слаба на передок, но за родную деревню — всей душей. Оксанку можешь в жены выбрать. Кто у нас еще без мужика… Аньку, Светланку… — Он принялся загибать толстые пальцы. — Что скажешь?
— А если откажусь?